Я сидела и рассматривала себя как микроба под микроскопом. С безжалостной тщательностью, не пропуская ни одного недостатка.

У меня были рыжие волосы, огромная копна, которая жила абсолютно своей жизнью. Кучеряшки завивались непослушными волнами и торчали в те, стороны, которые сами находили нужными. Ни какие чудодейственные средства укладки мне не помогали. Моя прическа напоминала стадо бестолковых баранов, которые неровным строем сбегали по плечам, заканчиваясь где-то на середине спины.

Стричься мне запрещала Мари: «Как ты можешь расстаться с таким богатством?»

«Да, очень даже могу!!!!» - возмущенно думала я, но про себя.

бледная, почти белая с россыпью редких веснушек. Веснушки я тоже пыталась свести, но безрезультатно, только кожу обожгла. Губы слишком полные, я всегда старалась сжать их покрепче, дабы хоть как-то сгладить эту вопиюшую диспропорцию. Подбородок маленький, острый и, на мой взгляд, безвольный. А вот глаза мои мне более или менее нравились, карие с длинными черными ресницами. Я любому с гордостью могла сказать, что мои ресницы выдерживают вес трех спичек.

Ах, да, еще к числу моих бесчисленных «достоинств» относились две абсолютно разные брови. Одна дугой обвивалась над левым глазом, другая прямой стрелой летела над правым. Фамильная черта Ламаров.

Если мое лицо меня хоть как-то устраивало, то фигура пугала.

Нет, толстой я не была, так, как постоянно изводила себя всевозможными диетами. Уже не помню, когда в последний раз нормально ела. И, тем не менее, я была круглой. Везде. Круглые бедра, кругленький животик, коленки и все прочее. Изгибы моего тела были настолько крутые, что я сама себе напоминала порнозвезду, перекаченную силиконом. Больше всего негодования вызывала грудь, она как два эмалированных ведра возвышалась под подбородком, и доставляла мне всяческие неудобства. А по-большому счету, я ее просто стеснялась. Меня пугали нездоровые взгляды, бросаемые изподтишка и сальные подколки одноклассников. И я привыкла сутулиться, опускать плечи, носить вещи на выпуск или вообще на пару размеров больше, чем надо.

Что ж остались только ноги. Ноги как ноги. Не кривые, и на том спасибо. Только коротковатые, ростом то я не вышла, так метр тридцать в коньках и в кепке.

«Ну, и что из этого может понравиться Келу? Если к его услугам Лин. Тонкая, стройная и высокая. Ты не должна о нем думать. Вспомни, о худшем варианте. Вспомни, пускай – это больно, пускай невыносимо. Вспоминай. Давай же! »

Мой мозг напоминал мне огромный комод с выдвижными ящиками. Одни ящики я держала открытыми, в другие периодически заглядывала, третьи закрывала на тысячи замков и не открывала никогда. Даже если, треща и хлопая, запретная крышка пыталась открыться, я закрывала ее снова и снова, отгораживаясь от дурного воспоминания пустыми бытовыми проблемами, учебой, книгами. Да чем угодно, лишь бы не вспоминать. Наверно – это было трусостью, побегом от реальности. В душе я полностью признавала свою несостоятельность как бойца с проблемами, но так мне было легче выжить. И вот сейчас, я дрожащими руками открывала, наглухо заколоченный ящик, под на званием «Ник Фуртадо».

Если подняться над мутным облаком запретного воспоминания, и трезво взглянуть на ситуацию, то ничего особо страшного со мной не произошло. Так, обычная, тривиальная история, каких бывают тысячи. Но для меня она стала одним из жутких кошмаров.

Это случилось в прошлом году. Я была наивной и страстно мечтающей о популярности школьницей. Мое тщеславие меня в последствие и сгубило. А Ник был нападающим в хоккейной команде. Здоровый, накаченный и смазливый. Сейчас я уже не пониманию, что, именно, в этом грубоватом парне меня привлекло, наверно его внимание просто льстило моему самолюбию. Посему не прошло и недели, как он сказал мне привет, а я уже бегала за ним как собачка. Преданно смотрела ему в глаза, ловила каждое слово и с придыханием вспоминала каждую встречу. Я стала заядлой хоккейной фанаткой, не пропускала ни одного матча, полностью забыла про учебу, в общем, летала и пела на крыльях любви.

Он приходил и уходил, когда хотел. Иногда грубил. Его грязные шуточки и пошловатые намеки: как я над ними смеялась. Как я старалась ему угождать. Я на все закрывала глаза, все прощала. Как слепой котенок, тыкалась носом в его шею и все спрашивала: «Ники, ты, правда, меня любишь, правда?». Он растягивал рот в кривой усмешке и говорил, что-то типа: «Ну, конечно, бемби, ты же, помягче на ощупь, чем Лизи Бейкер».

И вот эти слова звучали для меня как музыка? Слаще чем шекспировский сонет? Что тут скажешь. Идиотка.

Зато после того, как я стала встречаться с Ники, моя популярность в школе возросла до небес. Меня охотно стали принимать, так сказать в «высших кругах». Я забила на всех своих прежних друзей, перестала ходить на свой любимый математический кружок, и все время тусовалась на заднем дворе школы с моими новыми друзьями: хоккейной командой и их подружками. «Элитарный, закрытый круг», эх, знала бы моя мама.

Мое счастье длилось ровно три недели. Все кончилось после того, как Ник пригласил меня на вечеринку к Сиду Коннорсу. Это было так: «Слышь, бемби, предки Сида свалили на выходные в Джуно, пошли потусуемся, пивка попьем, музон послушаем». И я пошла, «вечеринка» мне сразу не понравилась: во-первых, на девять человек пива явно было многовато, во-вторых, из девочек вместе со мной была только пресловутая Лизи Бейкер. Ник быстро напился, и, полыхая смрадным перегаром, потащил меня в комнату Сида. Он сразу начал грубо меня лапать, затем стал срывать с меня одежду. Я сопротивлялась, как могла.

«Ники, не надо, я прошу тебя, ну, пожалуйста». – умоляла я.

Мои мольбы не доходили до Ника, его натиск стал еще яростней, своей грудью он вжал меня в стену. Одной рукой он держал мои руки, сомкнутыми сзади за спиной, другой пытался стянуть с меня джинсы.

- Бемби, ну, что ты ломаешься. Ты ведь сама этого хотела – злобно выговаривал Ник.

Я задыхалась, трепыхалась из последних сил. Наконец мне удалось вырвать руку,