Шрифт:
Закладка:
Лицо чесалось от засохшей крови, вокруг шептались люди.
Тысячи кило костей – старых – продолжайте, они кончатся первым делом. – Нет, сержант, ройте, мы уже выбились из графика.
* * *
Твой мир стал белым стерильным боксом. Лазаретом на борту «Эребуса». «Эребуса», флагмана Императора Неумирающего, корабля класса «Левиафан». За это знание ты цеплялась, как умирающий от удушья – за последний глоток воздуха. Ты жила в прохладной зале, лишенной цвета, уставленной коробками и голыми койками. У тебя были койка, стул и меч. Однажды меч у тебя попытались забрать – попытались, выдумав какую-то отговорку, – это воспоминание, алое, сырое и неясное, почему-то тревожило тебя. С тех пор никто не прикасался к двуручнику.
Он появлялся по всей палате, там, где ты его роняла, и обычно это падение сопровождалось таинственной вонью блевотины. Теперь ты спала рядом с ним, как будто он был огромным стальным младенцем. Честно говоря, ты бы предпочла забросить эту хрень прямо в горящее чрево Доминика, меч был тебе отвратителен, и ты чувствовала, что он мечтает причинить тебе вред. Но он не мог попасть в чужие руки.
Это все совершенно не помешало тебе затупить лезвие, исцарапать полировку и вообще облажаться по полной, хотя ты с трудом это осознавала. Ты ничего не знала о мечах, ты ни разу не удосужилась задать ни одного вопроса, ты их даже не различала толком. Бывали узкие клинки, бывали широкие. Маленькие и большие. Этот солдатский двуручник был огромен, странен и очевидно зловреден. И ты за него отвечала, хотя не могла даже прикоснуться к нему без заклинания.
Иногда ты опускалась на колени у койки и пыталась молиться. Тело была здесь, и некого стало благодарить, и просьб не осталось. Умиротворение ты находила, лежа в полусне, будто одурманенная, на койке, замедляя биение собственного сердца под ледяными белыми звездами, сходя с ума от ярости, о которой ты уже забыла, которая разъедала тебя изнутри. Люди приходили и уходили, тебе выделили самую широкую койку, на тебя никто не смотрел. В какой-то момент ты решила, что уже мертва. Эта мысль принесла только облегчение.
Бог стоял в дверях и говорил:
– Тебя снова стошнило, Харрохак.
Ты всегда старалась прийти в себя ради императора Девяти домов, который регулярно одаривал тебя своей милостью, стучал в твою дверь и ждал позволения войти, тем самым доказывая свою божественную природу. Теперь он стоял на пороге со своим вечным листком и вечным планшетом. За ним толпились люди в форме, но его невероятные глаза – нефть, разлитая на уголь, – были обращены на тебя.
– Ты теряешь мышечную массу, – сказал он, – а у тебя ее и было-то немного.
Твои губы выговорили с отрадной ясностью:
– Зачем ликтору меч? Господи, какая в нем польза? Я умею управлять костями. Я придаю форму плоти и пробуждаю души. Мне больше не нужна танергия извне. Зачем мне такая грубая штука?
– Рад слышать, что тебе лучше, – отозвался он. – Я не стану рассуждать с тобой о философии. Не после того, как тебя выворачивало наизнанку три часа.
А что, выворачивало?
– Я не чудовище. Иди прополощи рот. Я не против того, чтобы ты заполняла пустоту. Не делать этого очень расточительно.
Покачиваясь, ты восстала с койки, как призрак из могилы, и подошла к ближайшей раковине, где сдвинула загаженную вуаль и ожесточенно прополоскала рот средством от зубного налета. Вращавшиеся вокруг Императора спутники – раздраженные офицеры Когорты – загомонили, когда он сказал:
– Да, – затем сразу, – нет, – и, – новая обшивка не понадобится, «Эребус» станет транспортником.
– Мой милостивый господин, верная святая радости…
– Так и не научилась ждать, – отрезал бог. – Не забывайте коммуникаторы. Утром я ответил на целых три звонка.
– Но ее приказ был отменен…
– Приказ ликтора есть приказ бога, и к нему следует относиться с тем же почтением, какого мог бы ждать от вас я. Но не прямо сейчас. Поставьте последнего выпускника Трентхема на стелу и велите создавать помехи в эфире, если она продолжит.
– Господин?
– Выпустить воздух сквозь зубы, высоко подняв язык и двигая ладонью перед ртом. Звучит подозрительно, понимаю. Но она ни разу не догадалась, что я это делаю.
Ты сплюнула в раковину. В зеркале маячила Тело, тихонько ждущая рядом с тобой. На ней была бирюзовая больничная рубашка, такая же, как на тебе, волосы подернулись инеем, прекрасные губы сжались в тонкую линию. За спиной у нее висел меч. Ты поймала в зеркале взгляд бога и на мгновение поверила, что он тоже ее видит, что он видит вас обеих. Но это оказался обман зрения.
– Харрохак, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты пошла со мной.
Серьезные усталые лица офицеров дрогнули все разом. Один сказал очень тихо и медленно:
– Простите меня, милосердный князь, но позвольте донести до вашего сведения, что адмирал Мертвого моря и адмирал Бесконечного флота начали встречу… десять минут назад.
– Ни одна встреча не поднимет восемнадцать тысяч мертвецов, – отмахнулся император. – Мне нужно поговорить с Харрохак из Первого дома. Будьте так любезны зайти за мной в Старые покои через десять минут.
Атташе обмякли, как будто вдруг потеряли точку опоры, и удалились по коридору разве что не бегом. Ты испугалась, что, если оставишь меч, кто-нибудь сможет его забрать. Вместо того, чтобы поднять меч, ты легла рядом с ним, черно-блестящим на койке. Перекатилась на спину, прямо на широкий клинок, и закрепила ремни из плотной кости на спине, обвела вокруг клинка и рукояти. Сгибаясь под его весом, не прикрытая ничем, кроме рваной простыни, жалкая в своей бирюзовой наготе, ты шла рядом с императором по длинным черным коридорам, пытаясь понять, где ты находишься во времени и пространстве.
Ты осталась практически голой. Меч так тянул тебя вниз, что ты казалась еще и горбатой. Неизвестная маска хлопьями спадала с тебя. Выглядела ты как полная дебилка.
– Ну конечно, – бормотал бог себе под нос. – Как будто хоть одна встреча адмиралтейства в этом мире длилась всего двадцать минут.
– Что со мной происходит? – с трудом спросила ты.
– У тебя был шок, – сказал император, что, разумеется, не было ответом.
– Так бывает со всеми новыми ликторами?
– С некоторыми, – неопределенно ответил он, что не принесло тебе облегчения. Его планшет тихо запищал, император бросил на него короткий взгляд и сунул планшет в карман. – Как ты себя чувствуешь?
У тебя не было сил на переживания. Тебя атаковали ощущения семисот восьми сердечных мышц. Ты чувствовала присутствие каждого тела на борту, как чувствовала бы готовящуюся пищу: вкусный запах, потоки теплого насыщенного воздуха. Их танергия и талергия витали вокруг тел, как будто цвели на них, как будто свет играл на металле. И это было еще не все: напрягая все чувства, ты ощущала еще более глубокое спящее биение жизни и смерти, огромное количество примолкших сердец. Ты чувствовала мертвецов в корабельном морге: десять групп разрозненных покойников, подвергнутых шоковой заморозке, предотвращающей гниение талергии.
