И вот как мне объясняться с ней в случае необходимости? Ведь не поймёт же.

В-третьих, после того, как мы все выбрались из того кошмара, казалось она просто снова вернулась к обыденной жизни. И даже похороны матери с виду нисколько не выбили её из колеи, судя по тому, что успели заметить приставленные к ней по моему приказу ребята. Единственное изменение — семья Питерсон переехала. Но то было больше прихотью отца, чем самой девчонки. Да и за все эти дни не было заметно, чтобы они имели хоть какие-то прямые взаимоотношения с моими заклятыми врагами. Наверное, участвовала только их покойница… Последнее немного воодушевляло и мне по большей части оставалось выяснить лишь ещё один факт, который на таком сроке мог определить лишь я. Уже тогда станет возможно принять окончательное решение о том, как поступить с Кристи дальше.

Глава 3

Кристал

Я снова проснулась посреди ночи. Каждый раз, с того самого дня, когда я ложилась спать, испытывала невольный страх. Просто знала, что и кого увижу во сне. Не сказать, что он плохой, но мне становилось жутко. Я заново переживала ужас предательства собственной матери, боль в теле в момент интоксикации, и то, что произошло потом с тем оборотнем. Именно с его прикосновениями рассеивался этот кошмар.

Моё сознание благополучно заблокировало в памяти тот момент. А я даже не старалась пробиться сквозь этот заслон из тумана. Но ночью все страхи рвались наружу. И всё же пока что я неплохо этого избегала. Не хочу вспоминать! Хочу забыть весь тот ужас!

Встав с постели, босиком направилась на кухню. Достала из холодильника любимый мною апельсиновый сок и стала пить его прямо из кувшина. Прохлада напитка остудила огонь в теле. Убрала стеклянную тару с оранжевой жидкостью на место, закрыла дверцу и прислонилась лбом к гладкой поверхности бытовой техники.

Уж не знаю, как отец узнал обо всём, но это он нашёл меня бредущую по направлению к дому в чудом уцелевшей одежде. Прижал к себе, повторяя, что всё теперь будет хорошо. Тогда-то меня и прорвало. Я разревелась, как в детстве, а ведь последний раз плакала тогда, сидя возле бокса с тем волчонком. С тех пор не проронила ни одной слезинки. Как отрубило. Как можно жалеть себя, когда есть те, кому гораздо хуже? А мои проблемы: неудачи в танцах, учёбе, с друзьями — всё это ничто! В отличие от них я росла в полноценной семье, где меня баловали, холили и лелеяли. Отказа ни в чём не знала. А они постоянно одни пребывали в изоляции. Тот момент произвёл на меня неизгладимое впечатление! Он же и стал основой моего дальнейшего поведения и выбора. Я хотела лечить генные заболевания, помогать людям, избавлять от наследственных проблем. Но и подумать никогда не могла, что моя мать, которая всему меня учила, способна на такое ради науки.

Нет, я понимаю её фанатизм. Когда решение головоломки так близко — протяни руку и получишь, это заставляет забыть обо всём и всех… Но не такой же ценой! И дело даже не только во мне, но и в тех двоих, которые оказались такими же заложниками ситуации. Я была благодарна тому Кайлу за помощь, но не желала видеть его больше никогда! Даже во сне лицо зеленоглазого оборотня было размыто и скрыто туманом, в то время как второго я могла рассмотреть довольно чётко. Его боль в чёрных глазах, в которых иногда мелькали золотистые блики, отзывалась в моём сердце. Он мне напоминал того мальчика. И я часто в эти дни задумывалась, а действительно ли те дети болели? Учитывая последние события, скорее моя мамочка использовала их в своих опытах, чтобы вывести новый вид лекарства или ещё какой сыворотки. А те охранники, которые со временем стали заменяться другими… более сильными и пропитанными аурой опасности и власти…

Мне не хотелось о таком и думать, но все факты были на лицо — моя мать экспериментировала над людьми и оборотнями. И возможно не она одна. А то, что она сделала со мной? Кто ещё в курсе о моих мнимых возможностях? А если станет известно? Страшно! Просто страшно даже думать об этом! А мне ведь нужно ходить на учёбу.

Все эти дни в медицинский колледж Нью-Йорка меня отвозил сам отец. Он же и забирал. Из общежития я ушла сама. Мне не хотелось оставаться одной. А папа нанял нам дополнительную охрану. Квартиру, где мы жили все вместе, выставили на продажу и переехали в наш небольшой дом в пригороде Нью-Йорка.

К смерти матери и её погребению — отнеслась с полнейшим равнодушием. Ну, не могла быть та женщина моей родительницей. Не воспринимала я ту женщину родной больше. Но при всём при этом в душе оплакивала свои детские иллюзии и те моменты нашего с ней счастья на двоих.

Потерев лицо ладонями, отправилась обратно в комнату. Знала, что заснуть уже не смогу, потому села повторять лекции. На рассвете снова вернулась на кухню, чтобы приготовить нам с папой завтрак.

— Доброе утро, малышка, — тепло поприветствовал меня папочка, поцеловав в макушку.

— Доброе, — улыбнулась ему, ставя перед ним тарелку яичницы с помидорами, сыром и беконом.

— М-м… спасибо, милая. Пахнет божественно!

Он потянул носом и принялся с наслаждением жевать. Я поспешила присоединиться к нему, рассматривая его исподлобья.

Как можно было не любить этого человека? Добрый, отзывчивый, в меру строгий и постоянно улыбающийся. Папа был моим персональным солнышком, который всегда согревал и поддерживал во всём. Даже когда у меня ничего не получалось, он подходил и говорил: "Ты всё сможешь! Не сомневайся в себе, потому что я ни на миг не сомневаюсь в тебе!" И я верила ему, и в итоге у меня действительно всё получалось!

Ему уже за пятьдесят, а точнее пятьдесят пять лет, но выглядит мой папочка на все сорок. Тёмные волосы, еле тронутые сединой, а серые глаза смотрят на всех умно, проницательно и цепко. Мне от него достался лишь цвет глаз, да полные губы, а вот цветом волос я удалась в мать, что мне ужасно не нравилось всегда. У папы такой насыщенный и богатый оттенками коричневый цвет, о котором мне лишь оставалось мечтать. Поэтому в возрасте четырнадцати