Вот как Гиляровский описывает вологодского полицмейстера Суворова: «Как-то февральской вьюжной ночью, при переезде через реку Вологду, в его сани вскочил волк (они стаями бегали по реке и по окраинам). Лихой охотник, он принял ловкой хваткой волка за уши, навалился на него, приехал с ним на двор театра, где сострунил его, поручил полицейским караулить и, как ни в чем не бывало, звякнул шпорами в зрительном зале и занял свое обычное кресло в первом ряду. Попал он к четвертому акту “Гамлета”. В последнем антракте публика, узнав о волке, надела шубы, устремилась на двор смотреть на это диво и уж в театр не возвращалась – последний акт смотрел только один Суворов в пустом театре»[12].

Среди таких «звёздных» личностей поневоле сам станешь необычным – и Гиляровский стал. Он бежал из благополучного дома, от отца, которого любил и уважал, с единственной целью – обрести независимость. Он подался на Волгу в бурлаки, таскал тяжёлые баржи с грузом и разгружал их как грузчик. Началась эпидемия холеры – смертельно опасной болезни, по сравнению с которой ковид-19 не более, чем детский насморк. Бурлаки и другие социально неустроенные граждане заболевали первыми, но Гиляровский не испугался. Он остался в бурлаках: спокойная, размеренная жизнь была ему противопоказана. Без паспорта и почти без денег он странствовал по всей огромной стране, полагаясь только на свою смекалку и физическую силу.

Его можно было обнаружить то табунщиком в южных степях, объезжающим диких скакунов, то рабочим на фабрике, то гимнастом в цирке, то профессиональным пожарным (одним из тех, кто расталкивая других первым лезет в пекло), то актёром бродячего драматического театра, то пластуном[13] на войне с Турцией.

Он владел французским языком, мог импровизировать в стихах, мастерски втираться в доверие к полицмейстерам и генерал-губернаторам, изысканно общаться с дамами высшего общества и умел им нравиться, но всё же его неудержимо тянуло в низ общества – к обездоленным, безработным, голодным и нищим. Там, у людей грубых и простых, он находил что-то важное для души и ума, чего не мог отыскать у благородных. Он водил дружбу с уголовными преступниками – был своим в многочисленных воровских притонах Хитровки (этот милый московский райончик сто лет назад находился там, где сейчас станция метро Сухаревская), не брезговал никем и ничем. В то же время с самого социального дна он умел подниматься и в небо: тянулся к искусству, театру и литературе, стал близким другом Антона Чехова, Льва Толстого, Максима Горького, Ильи Репина и других великих людей. Чехов обожал его и называл не иначе, как дядей Гиляем, а Репину он с удовольствием позировал, как тот работал над своими «Запорожскими казаками…».

Гиляровский обладал зоркостью орла, «сканировал» любого человека с первого взгляда, обладал актёрским мастерством и очень лёгким стилем – читать его сплошное удовольствие. Прочтите такие его шедевры, как «Мои скитания» или «Москва и москвичи».

Яркий человечище дядя Гиляй ворвался в журналистику, как вихрь, и сразу был признан «королём репортёров». Он трудился в «Русской газете», «Московском листке», «Будильнике», «Осколках», «Развлечении», позднее в «России», «Русском слове», «Русских ведомостях». Первоначально на нём лежала обязанность вести хронику происшествий, он должен был не пропустить ни одного разбоя, убийства, пожара или крушения поезда. Обгоняя извозчиков, он носился вихрем по Москве и по всей России, ко всему приглядывался и прислушивался, со всеми общался, узнавал все новости раньше всех. Но Гиляровский не ограничивался простым репортажем, он старался дать оценку явлению и изобличить социальное зло.

В 1882 году «Московский листок» напечатал его корреспонденции из Орехово-Зуева о пожаре на фабрике Морозовых, во время которого пострадали сотни рабочих и членов их семей. Хозяева и полиция тщательно скрывали причины происшествия, но Гиляровский, переодевшись в рваный пиджачишко, в стоптанные сапоги, проник на фабрику, под видом рабочего толкался в очередях по найму, в пивных и трактирах и выяснил истинную причину трагедии – отсутствие элементарных жилищных условий в рабочих казармах. Его статья в «Московском листке» об этих событиях вызвала брожение среди рабочих. Перепуганные фабриканты жаловались на газету генерал-губернатору. Тот приказал арестовать автора, и издателю стоило больших усилий скрыть имя журналиста, наделавшего столько шуму.

Гиляровский – единственный газетчик, который попал в самый эпицентр Ходынской катастрофы 1896 года – страшной давки, унёсшей тысячи жизней в день коронации Николая II – это на том самом месте, где сейчас располагается торговый центр «Авиапарк». Гиляровский много часов простоял в толчее, сдерживая могучими руками натиск толпы, и подробно описал это событие в новостной заметке.

Вернёмся же теперь снова в Белград, с которого мы начинали. В 1897 году Гиляровский выиграл там большую золотую медаль на состязании сильнейших гимнастов всех славянских стран. Спустя два года он опять отправился туда же, на этот раз с редакционным заданием от газеты «Россия» – до зарезу нужна была сенсация. Но ситуация за это время изменилась – в ту пору Сербия попала под власть диктатора, который арестовал всех политических противников и готовился тайно казнить их, но так, чтобы за границей ничего не узнали об этом варварстве. В городе Белграде царили страх и растерянность. Люди боялись выходить на улицу, повсюду сновали агенты тайной полиции.

Тогда Владимир Гиляровский отправил телеграмму в свою редакцию следующего содержания: «Лучшие люди Сербии арестованы, ожидаются казни, если не будет вмешательства…» Телеграмму перехватила тайная полиция, а самого Владимира Гиляровского попытались арестовать, но он в последний момент скрылся при помощи двух верных друзей-гимнастов. И всё же его с друзьями непременно схватили бы и заставили замолчать навсегда, если бы не счастливый случай: он забыл в отеле свою табакерку, подарок отца, и вернулся за ней. Пока он бегал за табакеркой, как раз прошёл патруль. Гиляровскому с большим риском для жизни удалось пересечь границу и повторно отправить в редакцию газеты телеграмму с описанием всего, что он видел. Эффект от его телеграммы был велик: её прочитали в России, в Министерстве иностранных дел, подняли шум, диктатор Сербии испугался, бежал из страны – и все приговорённые люди были спасены, а простой народ вздохнул с облегчением. Вот как журналист может повлиять на ход истории!

Уже на закате жизни, в возрасте семидесяти пяти лет, дядя Гиляй вспоминал:

«Бродяжная жизнь, полная самых отчаянных приключений, и война турецкая – выработали все необходимые качества для репортёра. Я не знал усталости, а слова “страх” и “опасность” не существовали в моём лексиконе… Репортёрство приучило меня давать только