Шрифт:
Закладка:
— Не совсем. — Я нахмурилась, глядя на серьёзного Бестужева, который стоял, возвышаясь надо мной, и держал в руке мобильный телефон. — Если, например, у вашей мамы или у сотрудника редакции будет срочный вопрос?..
— Все срочные вопросы могут подождать до обеда, — покачал головой мужчина. — Так и говорите собеседникам. Да, и ещё… Поскольку это мой телефон, на него могут совершать и другие, более личные, звонки. На них тоже отвечаете, всем говорите, что я перезвоню при необходимости.
У меня глаза на лоб полезли.
Честно говоря, я думала, что Бестужев предлагает мне замену стационарного телефона. А это… его личная труба? Он шутит, что ли, так? Я бы в жизни не доверила свой телефон незнакомой женщине! Мало ли, что она может сделать? Фотографии из галереи поудаляет нужные, имена в телефонной книге перепутает, переписку в мессенджере читать будет. И это я ещё молчу про банковские приложения!
— Не смотрите на меня так, — на лице Бестужева возникло подобие улыбки. Всё-таки он умеет улыбаться, пусть и скованно. — Да, я вполне могу доверить вам свой телефон. Там ничего такого нет. На всём, куда нельзя заходить, стоят пароли.
— На галерее тоже?
— Вы имеете в виду фотографии? — уточнил мужчина, и я кивнула. И тут он меня огорошил: — Их там нет.
— Шутите?
— Серьёзно. Сам я не фотографирую ничего, как-то не люблю это дело. А чужие фотографии, которые мне присылают, сразу скидываю в «облако» и удаляю из памяти телефона. Да, в общем, даже если вы туда залезете, ничего криминального не увидите. Так что… — Он положил телефон обратно на стол. — С этим, я надеюсь, всё понятно. Теперь дальше. Перед вами, — Бестужев махнул рукой на груду бумажных листов, что лежали рядом с клавиатурой, — моя правка романа, который я сейчас пишу. У меня такая привычка: я пишу на компьютере, потом распечатываю, перечитываю, вношу правку, а файл правит уже моя помощница. Не хочу тратить время на подобные мелочи. Файл лежит на почте, сейчас я вам её покажу…
В общем, минут пятнадцать Бестужев бесстрастно объяснял, что мне предстоит делать. Ничего сложного: обычная секретарская работа, пусть и специфическая. Кроме внесения правки нужно было вести группы в социальных сетях, в том числе отвечать на комментарии, выкладывать на литературные порталы продолжения книг, проверять почту и пересылать важные письма Бестужеву, а остальные — стирать. Короче говоря, возможностей для диверсий была масса. И то ли он доверчив, то ли просто не понимает, зачем кому-то делать ему гадости.
В целом всё было понятно: работы завались. И главный прикол состоял в том, что, пока Бестужев пишет, я не могла шуметь. Ему, как выяснилось, нужна полнейшая тишина. Следовательно, мне следовало потише печатать, не шуршать бумажками и желательно не дышать. Чихание вообще каралось смертной казнью!
Шучу, разумеется. Просто Бестужев меня предупредил, что никаких резких звуков быть не должно — с девяти до двух следует сидеть тихо, как мышка, и работать.
Вроде бы не самая сложная задача, да? Однако в первый же день я чуть с ума не сошла.
5
Нина
Вы когда-нибудь пробовали не издавать звуков в течение пяти часов? Я раньше об этом не задумывалась. Но, как выяснилось, если не следить за тем, чтобы быть потише, человек — довольно громкое существо.
Он громко сморкается. Совсем не бесшумно ёрзает в кресле. Даже банально глотает — и то со звуком, который в полной тишине кабинета кажется оглушительным. А уж как громоподобно у людей порой урчит в животе, просто ужас! И это я ещё молчу о том, как звонко и сочно стучат клавиши клавиатуры! Просто молотком по мозгам.
Не всегда, но очень часто, если я издавала какие-то звуки, одновременно с этим появлялось отчётливое ощущение тяжёлого недовольного взгляда на моей спине. Бестужев смотрел, но ничего не говорил. Наверное, потому что слишком громких звуков я не издавала. Да и не делала то, что нельзя было делать. Ну невозможно же запретить человеку в течение нескольких часов совсем не менять позы! А это кресло… кто виноват, что оно скрипит?!
— Посмотрю сегодня вечером, — пробормотал Бестужев часа через два, когда я шевельнулась в кресле, и следом оно издало тихий, но душераздирающий звук. — Может, подтянуть надо что-то или смазать. Предыдущая помощница была не вашей комплекции. Наверное, поэтому кресло не скрипело.
Вроде бы Бестужев ничего обидного не сказал — но мне отчего-то стало обидно.
Вот и искал бы себе помощницу другой комплекции! Чтобы под ней кресла не скрипели. И чтобы ей не хотелось выпить чаю после кофе, а если уж захотелось, чтобы она не боялась слишком громко глотать. И уж тем более чтобы у неё в животе не урчало!
Но это всё ерунда по сравнению с тем, что случилось около часа дня, когда я поняла, что куча бумаг на моём столе уменьшилась примерно наполовину. Судя по всему, помощницы у Бестужева не было давно — раз скопилось столько правки.
Я решила дать себе две минуты передохнуть, осторожно откинулась на спинку кресла, кинув на мужчину косой взгляд — но Бестужев увлечённо печатал, нахмурившись, и на лёгкий скрип сиденья не обратил внимания.
Неожиданно телефон впервые за последние пару часов завибрировал. Я испуганно схватила его в руки, опасаясь, что вибрация помешает автору, и непроизвольно ткнула пальцем в окно, всплывшее на экране блокировки.
Я оказалась в «Телеграме». Точнее, в переписке с какой-то пергидрольной блондинкой, что лупила на меня с аватарки круглые голубые глаза.
«Олежек, — писала она, — я понимаю, ты злишься! Но, пожалуйста, дай мне ещё один шанс! Ты же до сих пор не нашёл себе помощницу, правда? Я не
