Шрифт:
Закладка:
Ида чувствует, как у нее скручивается живот. Невозможно вспоминать об уходе отца, не переживая вновь непреодолимой утраты, не ощущая себя покинутой. Ей даже не довелось поцеловать его в последний раз.
Никаких радостей жизни, игр у девочки больше не было. Она прилежно училась в лицее, старательно выполняя все, о чем ее просили. На самом же деле девочка погрузилась в себя в себя, туда, где еще бурлило что-то невидимое. Только Катя имела доступ в этот тайный сад.
Без средств к существованию жизнь стала тяжелой. Во-первых, пришлось продать квартиру. Однако Бог не оставил семью посреди этого бедствия: «случайно» мать встретила свою бывшую учительницу. Та предложила ей две комнаты в своем доме. Здесь они прожили три года. Но для маленькой Иды самое трудное было еще впереди – разлука с Катей, навсегда ставшей ее сестрой. Мать отправила девочку к крестной в деревню, потому что она просто не могла больше позволить себе содержать двоих детей.
Живот Иды сдавливает, словно тисками. Эта рана так и не зажила. Ее память отказывается следовать дальше по пути болезненного прошлого. Это невыносимо! Просто из чувства сохранения она отбрасывает в угол хорошо завязанный узелок воспоминаний и тяжелых эмоций. Однако, сделав глубокий вдох, Ида все же пытается увидеть вещи более ясно. Она чувствует, что ей необходимо преодолеть этот шаг, чтобы смочь противостоять приближающемуся урагану…
Ее сын заснул, убаюканный тряской вагона и окружающим шумом. Его маленькая рука сжимает указательный палец матери. Лицо мальчика выражает умиротворение. На мгновение Ида черпает утешительную силу в спокойствии спящего сына, и тихая нежность наполняет ее, облегчая боль. Она смотрит в окно. Так мало верст пройдено за день. Когда же они прибудут?
Итак, какими же они были, эти комнаты? Девушка напрягает память, но никаких воспоминаний о них к ней не приходит. Мать нашла работу в бюро. Ида с головой ушла в учебу в старшей школе. Она хмурится, но не может ничего ясно разглядеть. Зацепиться не за что, никаких эмоций. Унылое серое ничто. Она думает, однако, о том, что в те страшные годы, когда она и ее мать мужественно вели борьбу с несчастьем, между ними установилась настоящая связь и, более того, доверие, которое нерушимо связывало их всю последующую жизнь. Вера Иды за это время только окрепла. Несмотря на страшное испытание, юная девушка приняла и отдала свою судьбу в руки Божии, не бунтуя, обретя в любви Христа опору, веру, освещающую всякую повседневную тьму. «Господи, помилуй! Да будет воля Твоя!»
Эта фраза, которую девочка повторяла про себя тогда, посреди бури, не менее важна для нее и сегодня. Радостное ощущение мира и покоя укореняется в ней и озаряет душу. Вот где опора, вот где убежище, что бы ни случилось! Кроме того, все всегда в итоге как-то складывается. Мать снова вышла замуж в 1908 году. Отчим, хороший человек, владелец переплетной мастерской у Красных Ворот, вел себя с Идой как настоящий отец. Жизнь снова обрела легкое дыхание. Жили они тогда в Сокольниках, на улице Митьковской, 16, в красивом деревянном доме.
На первом этаже была большая терраса, обрамление которой было сделано из стеклянных медальонов всех цветов, через которые Эдуард впоследствии так полюбил разглядывать улицу. Дом окружал красивый розовый сад.
Катя вернулась в семью, и обе девочки ликовали. Им много нужно было рассказать друг другу: тонкие нити, что связывали их, были разорваны, и предстояло соединить их заново. За эти три ужасных года столько всего случилось, они оставили детство позади, став хорошенькими юными девушками, немного застенчивыми и одинокими. У Иды всегда была склонность к учебе, она любила гимназию и поглощала все книги, с неутолимой тягой к знаниям, особенно к естественным наукам и истории. Сколько раз она брала книги из библиотеки, чтобы читать поздно вечером дома, просто из желания изучить больше о предмете, который проходили в классе!
Ида улыбается, вспоминая зимние каникулы в Малой Азии, с тетей Елизаветой, в Байрам-Али, игры с маленьким Гришей, экзотическую атмосферу этого края, контрастировавшего с харьковским лесом, где они обычно проводили лето. Годы солнца, света и радостного цветения. Она смотрит на Эдуара и думает о той радости, что охватила его во время прогулки по саду с двумя сенбернарами, которых тесть привязал к маленькой повозке. Это было 21 июня, в его самый первый день рождения. Малыш радостно смеялся и с криком хлопал в ладоши, увлекаемый двумя огромными собаками, а те катали его по всему саду…
Внезапно поезд останавливается. Люди высовывают головы в окна. Движению помешала телега, нагруженная узлами. Лошадь уперлась, и ее никак не сдвинут с места. Мужчины спускаются на помощь, толкать телегу. Все со смехом комментируют происходящее, и в результате напряжение, царившее в вагоне, наконец уходит.
День начинает меркнуть. А надо еще добраться до Курска! Или его уже проехали?
Реки, леса и луга сменяют друг друга. Через несколько часов, когда поезд наконец прибывает на вок-зал Курска, уже темно. А с наступлением темноты у людей возрастает усталость и беспокойство. Одни бегут от войны, другие едут, чтобы присоединиться к своему полку. Что с ними будет?
Стоянка должна продлиться два часа, поэтому Ида спускается на перрон, где она присмотрела крестьянку, продававшую пирожки с мясом и капустой, чтобы купить их. Чуть поодаль на корточках сидит женщина в цветном платке, повязанном на голове, и предлагает персики и малину, их Ида тоже берет, говоря себе, что раз уж поезд преодолел за столь долгое время лишь треть пути, лучше запастись провизией. Эдуард в восторге от суеты, царящей на перроне. В облаке пыли при тусклом свете вокзальных фонарей над головами проносятся чемоданы, узлы, свертки, из окон протягивают руки, и кто-то с улицы тянет руки им навстречу. Мест в поезде больше нет, и люди, сидящие на перроне, терпеливо ждут следующего эшелона в надежде, что смогут в него сесть. Закончив с покупками, Ида возвращается, садится у окна и делится с сыном пирожками. Они затевают игры, и так коротают время до тех пор, пока поезд, наконец, не тронется с места.
Ребенок прижимается к Иде, и она уже собирается спать, когда вдруг чувствует, что за ней кто-то наблюдает. Она поворачивает голову и сквозь полу-опущенные веки пытается разглядеть, кто это. Напротив нее, в стороне, сидит мужчина, у него на плече спит десятилетний сын. Незнакомец,
