Шрифт:
Закладка:
ДЖЕКСОН ВЕЛ КАТЕР в атмосфере, в чистом воздухе утра, а потом в чернильной ночи космоса.
Все осталось позади: планета, город, отель и женщина. Оставляя ее, он чувствовал себя глупо, но одна мысль немного успокаивала его. Так как она жила всегда, она должна быть немного сумасшедшей. А таким не было места в его жизни. Он не смог бы жить с такой. Ее необычные черты нравились ему, но такое наверняка не могло длиться слишком долго.
Корабли довольно часто появляются здесь. Кто-то да подберет ее.
— Какая женщина? — переспросил он капитана. — Все в порядке, кэп. Она не захотела лететь. И лучше сконцентрируйтесь на моем гонораре, я сделал для вас то, что вы заказывали.
Он оставил ее спящей. Ее волосы рассыпались на подушке, черные волны и небольшие ручейки. Глаза, как два темных бриллианта, прикрытые двумя нежными веками. Он вспоминал фасады пустых домов, ящериц, которые жили там. Он думал об оранжерее из цветного стекла. Думал о странных удивительных снах, которые заменяли ей жизнь. Она была трудной женщиной, женщиной, с которой не удалась бы жизнь и которую можно было любить лишь один короткий миг.
В брошенном городе, на восемьдесят девятом этаже белого высотного здания, плакала женщина.
Она плакала от резкой боли, отчаяния и утраты. И от стыда. Потому что доверяла этому человеку, а он предал ее. Все служило тому, чтобы обмануть ее. Его улыбка, слова, жесты и желания не значили, оказывается, ничего. Ее обманула даже планета. То, как падал солнечный свет и как звучала музыка. Шелест листьев в оранжерее и их запах сводили ее с ума. Надежда — это преступление, заслуживающее кары, вердикт звучит одинаково — смерть!
Итак, Медра плакала.
Потом побродила по комнатам. На ум пришла мысль, а не покончить ли с этой ужасной жизнью? Ведь были лекарства, обеспечивающие тихий, спокойный уход из действительности. Можно было умереть в мучениях, словно мстя своей мучительной болью тому, кто предал ее. Она измучилась, и после долгого бессонного перерыва не оставалось ничего, как уснуть.
Медра заснула…
Она с-п-а-л-а! Вниз, вниз, все глубже и глубже! Дальше и дальше! Она оставила за собой цепь своих физических потребностей, импульсов, воздыханий и желаний, как оставила золотистую скорлупу города, как ее саму оставил тот, кого она полюбила всем сердцем. Потом ее разум в полном сознании, вышколенный, подготовленный к восприятию гигантских концепций и необычных параллелей, пробудился.
П-р-о-б-у-д-и-л-с-я!!!
Медра осознала себя мчащейся через пространство, подобно птице, пронзающей небо, и это пространство вокруг нее было ее домом. Пронзая солнца и холодный космос, она проносилась через галактики, океаны и горы и ткала, ткала ковер. Образы наполняли ее счастьем. Космос стал ее любовником. Где-то вдалеке она увидела образ чего-то страшно знакомого и мгновением позже поняла, что это было эхо всей ее прежней жизни. Нежно и ласково она сказала ему:
— Ты моя радость, я буду вечно помнить о тебе, но этого ведь недостаточно.
Рядом с ней проплывали звезды, и ее разум формировал их блеск. Она была счастлива и в упоении блаженства подумала: «А вот этого вполне достаточно!»
СИНИЙ ФЛАКОН С ДУШАМИ
НАД ГОЛОВОЙ ТЕМНЕЛО вечернее небо с падающими звездами. Под ногами — долина с извилистой рекой, синеватая у горизонта, там, где огни города Вайма рассыпались созвездием золотых веснушек. Пейзаж сказочный, но мрачный из-за того, что сумерки размыли очертания домов в долине, окутав их таинственной дымкой. На голой вершине одинокого холма смутно выделялись стены странного павильона, сложенные из грубо обработанных каменных блоков. Рядом застыл испуганный человек. И хотя человек боялся каменного сооружения, он все же подошел к открытой двери и заглянул внутрь.
Внутри павильон выглядел зловещим, как и окружающий пейзаж. Через дверной проем виден был алтарь на квадратном возвышении.
— Я разыскиваю великого чародея Сабируса! — громко крикнул испуганный гость, и тьму разорвала зловещая красноватая вспышка.
Незваный гость охнул. Но не от страха. Он напряженно пытался понять, что же сейчас произойдет; он не вскрикнул, не кинулся бежать, не упал на колени, когда над алтарем возникло необычное создание — громадная бронзовая жаба размером с собаку. Колдовская тварь с металлическим скрипом разомкнула челюсти и спросила:
— Кто спрашивает Сабируса, Повелителя Десяти Устройств?
— Мое имя не имеет значения, — дрожа, ответил незваный гость. — Я пришел потому, что господин Сабирус интересуется волшебными диковинами. Я принес ему нечто удивительное.
В выпуклых глазах металлического земноводного отражались звезды.
— Очень хорошо, — проскрипела жаба. — Мой создатель слышит тебя. Ты приглашен. Входи.
При этих словах пол павильона разверзся; волшебная жаба продолжала невозмутимо сидеть на своем месте. Взору гостя открылась металлическая клетка, настолько большая, что в ней мог поместиться человек. В клетку приходилось забираться каждому посетителю, и перепуганный гость знал это. Как, впрочем, знал он и про холм, и про павильон, и про свет невидимых ламп, и про ужасного бронзового стража. О чудесах Сабируса рассказывали во всех портах Вайма. Кроме того, ходили слухи, что Повелитель Десяти Устройств заплатит золотом за любые волшебные предметы, конечно, в том случае, если они и в самом деле древние и уникальные.
Гость вошел в клетку, являвшуюся вторым из Десяти Устройств. Клетка тут же скользнула в бездонную шахту, уходящую в недра холма.
Незваный гость затрепетал от страха. Он прижал к груди кожаную сумку, думая о богатстве и о смерти.
САБИРУС ВОССЕДАЛ В кресле из зеленого кварца, в зале, стены которого были затянуты драпировками цвета увядающих алых роз с изображением черных пантер. Чистое розовое пламя горело в очаге, источая легкий, приятный запах земляники. Сабирус спокойно смотрел на огонь. У чародея были красивый овал лица, длинные руки и гибкое, как у леопарда, тело. Одежда цвета запекшейся крови подчеркивала бледность кожи колдуна, а тусклые длинные волосы казались отлитыми из бронзы.
Когда клетка с незваным гостем опустилась в подземный зал и застыла на мягких подушках, Сабирус без тени улыбки посмотрел в ее сторону. Колдун внимательно оглядел простого смертного. Несчастный прижимал к себе сумку, в которой, скорее всего, хранил свое подношение.
Взгляд Сабируса одновременно выражал жалость к ничтожному человечку и сильную скуку. И это было
