Шрифт:
Закладка:
Оператор уходит. Девочка подходит к матери, берёт её за руку.
Анна. Алексей Михайлович, извините, мне бы ещё минутку…
Строков. Да, Аня, слушаю. Только поскорее — дел очень много, сами понимаете.
Анна. Конечно, конечно, я быстро. Алексей Михайлович, я, в самом деле, очень благодарна вам, поверьте. Вы такой добрый, чуткий… Ведь куда я только не обращалась со своим горем…
Строков. Аня — к делу! Ни минуты лишней, поверьте.
Анна. Простите. Алексей Михайлович, те семьдесят тысяч, что вы выделили, потрачены на лечение. Но врачи говорят, Алёнушке нужна операция. Чем скорее, тем лучше. Иначе… сами понимаете. А это для меня не просто дорого. Это невозможно. Четыреста семьдесят тысяч…
Строков (садится за свой стол, начинает перебирать бумаги). Аннушка, милая моя, поверьте, я вхожу в ваше положение, мне тоже очень жалко вашу дочь. Но у меня сейчас нет свободных денег — они все в деле, крутятся. Вы ведь знаете: деньги должны работать. Попробуйте обратиться к кому-нибудь ещё — есть же в городе другие состоятельные люди.
Анна. Да я уже куда только не обращалась, Алексей Михайлович…
У Строкова звонит мобильный телефон.
Строков. Алло? Да… Да… Хорошо, я всё понял, Антон Антонович, сделаю! Обязательно сделаю! Вы ж меня знаете… (кладёт телефон на стол) Аннушка, простите меня — дела, дела. Хорошо, я подумаю над вашей просьбой. Сергей, проводи. Да, не забудь игрушку девочке отдать!
Помощник достаёт из шкафа огромного плюшевого медведя, вручает Алёне.
Алёна (уже в дверях, в обнимку с медведем). Спасибо, дяденька. До свидания.
Строков. До свидания, до свидания, Алёна! Выздоравливай.
Анна с дочерью выходят из кабинета. На глазах Анны слёзы.
Что у нас там дальше по плану, Миш?
Михаил. Так, это… День рождения ведь, Алексей Михайлович.
Строков. А-а-а, точно! Тьфу ты, совсем из головы… Народ собрался?
Михаил. Все в сборе. Вас ждут.
Строков и Михаил выходят из кабинета. Слышны звуки праздника: тосты, звон бокалов, музыка, громкие разговоры. На сцене появляются двое мужчин с бокалами и сигаретами.
Первый мужчина. Видал, какая счастливая рожа у Веронички-то нашей? Хотя… Будешь тут счастливым, если любовник уже вторую машину дарит. Первую-то, помнишь, он ей пять лет назад подкатил. Согласись, не каждой секретарше босс такие подарки преподносит.
Второй мужчина. Ну, у них с Михалычем давний роман. Лябовь! Ты, кстати, видел его жену? Такая милая, интеллигентная женщина.
Первый мужчина. Видел, видел. Не то, что наша Вероничка: губы в пол-лица намалюет этой ядовито-красной помадой. Ну, тут уж ничего не поделаешь: любовь зла, полюбишь и… Вероничку (смеётся). А знаешь, сколько машинка-то эта стоит? Пол-«ляма»!
Второй мужчина. Откуда знаешь?
Первый мужчина. Так я сам её из автосалона пригонял, документы видел.
Второй мужчина. Ну, что ж… Кому щи пусты — кому жемчуг мелок. Слушай, а ведь ты, похоже, завидуешь.
Первый мужчина. Да ладно! Кому завидовать-то? Вероничке? Я ж не баба, чтоб в постель с шефом ложиться.
Второй мужчина. Да нет, не ей — Михалычу.
Первый. А ему и позавидовать не грех — глянь, как поднялся мужик. Не то, что мы с тобой — в вечном услужении у сильных мира сего.
Второй мужчина. Не знаю, не знаю. Лично я себя слугой не считаю. Я просто продаю результаты своего труда. А он их у меня покупает.
Первый мужчина. Ну, да. Только у него есть всё, чего душа не пожелает, а тебе остаётся только мечтать о многом.
Второй мужчина. Недавно где-то вычитал: «Счастье в том, чтобы хотеть то, что у тебя есть, а не в том, чтобы иметь то, что хочешь». И потом, не забывай, это только кажется, что халява может прокатить. Нет, за всё рано или поздно придётся платить. Не в этой жизни, так потом, там…
Прожектора, освещающие сцену, гаснут. Снова высвечивается журнальный столик с сидящими за ним Белым и Чёрным.
Звучит Голос (мужской):
Тревожен путь, когда во мраке
Огней не видно. И луна
Лишь мутной бледности полна,
И деревенские собаки
Как будто вымерли вокруг.
У неба просишь вдруг прощенья,
И всё сильнее ощущенье,
Что жизни замыкаешь круг.
Далёк безмерно путь опасный,
Коль ты, томим чутьём неясным,
Плутаешь в сумерках души:
Безвременьем трудов напрасных
Твой слабый след запорошит.
Но верить разум вновь заставит,
Что в нужном месте повернул,
Что сам себя не обманул…
И лишь в конце Судья объявит,
Добрёл ты иль не дотянул.
Чёрная чаша весов опускается, перевешивая белую.
Белый. Погоди, ты что, считаешь свой ход удачным?
Чёрный. А как же! Ведь не дал он женщине денег на операцию для ребёнка.
Белый. А те семьдесят тысяч? Забыл?
Чёрный. Нет, не забыл. Тогда как раз твоя чаша перевесила. Но потом-то следующий ход наступил — мой. Вот этот автомобиль для любовницы и сработал. И, обрати внимание на сумму — это же ровно столько, сколько просила у него Анна!
Белый. Ладно. Тогда я так.
Делает ход. Опять освещается сцена. Церковь. Слышен хор. У алтаря стоит Анна, вся в чёрном. Тихо молится. Неподалёку от неё две старушки.
Первая старушка (шёпотом). Вон, гляди — опять пришла. Молодая-то какая…
Вторая старушка. Она дочь похоронила. Рак съел дитя.
Первая старушка. И опять две свечки ставит — одну-то, понятно, за упокой, а вторую?
Вторая старушка. Вторую — за здравие какого-то бизнесмена. Помогал он ей дочку-то лечить. Говорят, хороший, добрый человек. Вот она за него и молится.
Весы приходят в равновесие.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Действующие лица:
Божена, полька, 34 года.
Агнешка, её дочь, 12 лет.
Доктор, немец, 42 года.
Эсесовец с автоматом.
Конец Второй мировой войны. Немецкий концлагерь, тускло освещённый барак. На нарах сидит Божена с грудной дочерью на руках, завёрнутой в тряпьё, тихо качает её. Рядом с ней Агнешка, её 12-летняя дочь, с накинутым на плечи рваным одеялом. Где-то неподалёку звучит отрывистая немецкая речь, лай собак. Вдалеке — раскаты артиллерийской канонады. Открывается дверь. В барак входит Доктор в грязно-белом халате, из-под него видна военная форма. В руке небольшой саквояж. За ним появляется эсесовец с автоматом и становится у дверей. Божена и Агнешка поспешно встают.
Доктор (подходит к Божене). Мне нужно забрать одну из твоих дочерей.
Божена (очень тихо). Как забрать?.. Зачем?..
Доктор. У меня приказ. Решай — какую?
Божена. О, Matka Boska…
Доктор. Быстрее, у меня мало времени.
Божена (плачет). Господин доктор… Да как же