как выглядели бы кенгуру среди снежных гор Майрхофена. В жилах обоих текла эльфийская кровь. И пусть это были не сказочные эльфы, а только народ, который прозвали так из-за стремления улучшить породу генетическими манипуляциями, необычайно светлая кожа, форма ушей, светлые волосы и голубые глаза означали, что оба молодых человека принадлежали не просто к аристократии, а к планетарной элите. Правда доля крови распределилась неравномерно. В первом её был избыток, во втором лишь остатки с барского стола.

Принца с избытком эльфийской крови звали Фроди, но он не любил это имя. Слишком уж оно походило на имя одного из популярных персонажей сказочных книг и фильмов. Поэтому принц предпочитал, чтобы его звали просто принцем.

— Давай лучше выпьем, мой принц, — сказал шут, который не любил когда его называют просто шутом. Он выбрал себе псевдоним Маскариль и скрывался за ним, словно за непроницаемой маской.

— Эта суета началась так не вовремя, друг мой, — произнёс принц с тоской. — Я, знаешь ли, собирался на Надаль. Прошвырнуться по знаменитым злачным местам Старого города.

— В Санта-Каталине такой же «старый» город, возведенный по проекту, что и у нас в Миладе. Только что там строили по образцу Овьедо, а у нас больше склонялись к Эдинбургу, пока лавочники не застроили набережные в стиле Лазурного берега. Но это всё новодел, мой принц. Настоящие старые камни на Земле. Вот куда бы слетать!

— Ты прекрасно знаешь, что меня интересует вовсе не архитектура. А теперь, что? Война? И мне сидеть дома, потому что вся королевская рать наверняка отправится за орденами и званиями. Разве, что Грай согласится посидеть на хозяйстве одна, но тут уж у меня не хватит совести бросить сестричку.

— Ну, война, это сильно сказано, — усмехнулся Маскариль, слегка пригубив вино. — Разве кто-то называет войной травлю бедного животного стаей борзых, расстрел беспомощных кенгуру с аэрокара? Двор решил поохотиться на людей и то, что целью охоты является настоящее отребье в сущности ничего не меняет. Падение чужой морали никогда не приводит к возвышению собственной, но лишь создаёт удобный для пропаганды фон.

Ровно сутки назад курьерский корабль с Новой Австралии вошел в систему Нафанаила на повышенной скорости и предпринял торможение на двух g. Регулярные сообщения, будь то казённые депеши, корпоративные или частные письма обычно передавались с помощью почтовых станций. Курьерский корабль перевозил или очень объемные материалы, или информацию на динамических носителях, которую невозможно скопировать, а значит и отправить с помощью электромагнитных волн. Кроме того он доставлял секретные материалы, которые не доверяли даже лучшим шифровальным системам, а предпочитали вручать адресату лично в руки.

Что и случилось пару часов назад, когда шаттл курьерского корабля сорвался с орбиты Барти, точно штурмовой бот космопехоты, ярким болидом перечеркнул вечернее небо над Миладой и сел в аэропорту, источая жар, словно хорошо прожаренный тост. Фельдъегерь с парой сопровождающих лиц пересел в дежурный аэрокар и умчался во дворец.

Вскоре там началась суета, круги от которой быстро охватили планету.

Сперва только немногие причастные узнали подробности. Разведка королевства Гебо, что на Новой Австралии, после многолетних поисков выявила, наконец, базу налётчиков, которые долгое время кошмарили свободных шахтеров всех окрестных систем. Многочисленные рудники на малых небесных телах оказались беззащитны перед дерзкими грабителями. Особенно в необитаемых системах. Разбойники появлялись из гиперпространства, высаживались на астероид и забирали выработку. Как правило они снимали сливки с промыслов — брали металлы после обогащения или в слитках. Платина, золото, алмазы, иридий, редкоземельные металлы. Они не брезговали ничем. И никакой флот не мог прикрыть огромные пространства астероидных поясов и пустынных планет двух дюжин систем Северной дуги. Удар следовало нанести по базе, где разбойники держат награбленное, где отдыхают, где ремонтируют корабли. Вот её и искали долгие годы разведывательные службы четырех королевств.

Логово могло находиться в одной из систем Северной Дуге или где-то в её окрестностях. Потому что прятаться в Большой Северной Пустоши было равнозначно купанию среди крокодилов. Да и прятаться в пустоте не имело смысла, ведь там не продашь ни грамма металла и не купишь даже топлива и воды. В Большой Северной Пустоши нет ни баров, ни борделей, ни заправочных станций. Ни звезд, ни планет, разве что какое-нибудь остывшее тело. Ни один разбойник не станет сидеть годами в темноте космоса. Не для того люди идут в разбойники.

Ближе к центральным мирам нападений не фиксировали, а прятаться там было бы куда опаснее из-за интенсивного трафика и более тщательной работы спецслужб. Северная дуга, находящаяся на отшибе освоенной части Галактики, была золотой серединкой. Слабые неофеодальные государства, множество необитаемых систем, лишенных даже элементарных средств контроля. Любой крупный астероид подходил на роль оперативной базы, а какое-нибудь фальшивое горное предприятие могло стать удобным прикрытием для сбыта добычи.

Наконец одной из разведок улыбнулась удача. Коричневый карлик 936 и компания «Ресурсы Марбаса», оперирующая в этой системе, вызвали подозрение тем, что выставили на рынок партию оксида скандия той же массы, что год назад похитили с шахты, принадлежащей одному из аристократов Новой Австралии. Таких совпадений быть не могло. Агенты короля совершили покупку, последующий анализ подтвердил происхождение руды. За компанией и системой коричневого карлика 936 установили скрытое наблюдение. Дело оставалось за малым — собрать объединенный флот, подождать, когда разбойники соберутся в логове, а затем обрушить на душегубов всю мощь и накопленный гнев.

* * *

Депеша оставалась секретной недолго. Вскоре о предстоящем походе, впрочем без лишних подробностей, узнал весь город. Последними до кого дошла новость оказались Фроди с Маскарилем, проводившие недельный марафон по злачным местам Милады. Новость опечалила первого и оставила равнодушным второго.

— Надаль, — вздохнул принц. — Вот где я бы хотел жить.

Он втянул в себя дым из аркады, а затем выпустил тонкой струйкой вверх. Запахло жимолостью. Струйка поднялось к своду и исчезла в вентиляционных порах верхней плиты, точно макаронина втянутая в рот беззаботным ребёнком.

— Скажи мне, Маскариль, почему из всех задниц мира я оказался в самой задрипанной? — вопросил принц, подняв на собеседника тусклый взгляд.

— Потому, наверное, что твой прадедушка не накопил достаточно средств, чтобы присмотреть планетку получше, — шут втянул в себя малую толику зелья, к которому был равнодушен. — Даже эту он получил с большой скидкой, потому что разразился галактический финансовый кризис. Не то тебе пришлось бы быть принцем на какой-нибудь безатмосферной луне.

Принц достал из сумочки охапку динамических чипов.

— Хочешь попробуем свежие фанси?

Динамический чип (его ещё называли пегтоп или волчок) являлся системой записи, «живым слепком» мозговой активности. При воспроизведении динамическая структура оказывает влияние непосредственно на мозг пользователя, своеобразным полем. Скопировать такой слепок было невозможно, он мог лишь перетечь на другой носитель, соскочить как волчок с одной поверхности на другую. Когда-то их создали с целью контроля над состоянием больных душевными недугами пациентов, нечто вроде продвинутого психоанализа.

Но коммерсанты увидели иное применение. Пегтоп стал хорошим средством передачи уникальных данных, что сразу же поднимало их цену. А с помощью генетического кода его привязывали к уникальному потребителю или группе потребителей. Например на пегтопах выпускали именные вексели или доступы к счетам, которые невозможно подделать, откорректировать или получить по ним доступ кому-то иному, чем зафиксированному кругу персон.

В сфере развлечений применение изобретению тоже нашлось. На пегтопы записывали ревери или фанси, как называли их в других местах — авторские слепки ментальных фантазий, трипов, нечто возникшее в мозгу человека со всеми атрибутами вариантности, эмоционального отклика…

Прочувствовать фанси получалось лишь через особый нейроконнектор, Если стандартный связывал пользователя с компьютером или сетью, то этот позволял «проиграть» запись в голове, причем в этот момент человек как бы погружался в чужие ощущения, воспринимая их как свои. Запись занимала немного реального времени, хотя субъективное ощущение могло достигать нескольких дней или даже месяцев. Что использовалось для различных программ интенсивного обучения.

— За что я люблю их, так это за штучность, — произнес Маскариль. — И производства, и потребления.