неистребимую любовь к прекрасному». Способность Поплавского видеть, поражаться и восхищаться помогла ему при создании огромного цикла рисунков, акварелей, литографий и офортов под общим названием «Индийский дневник» избежать поверхностной экзотики, найти язык, свойственный пластике этой страны, соединить современное и традиционное, создать особый стиль, в котором живая жизнь, наблюдения пропущены через особенности пластического понимания, свойственного традиционному искусству Индии. Индийские блокноты изобилуют подробностями. Позы, жесты, прически, одежды, натюрморты, повозки, животные, растения — все запечатлевалось с особой тщательностью. Иногда это были и целые композиции — сцены характерной ночной жизни улиц, когда кругом мелькают огни, открыты маленькие лавочки, во мраке светятся глаза, белеют сари, чалмы, женщины несут куда-то детей на бедрах... И вместе с тем — изучение произведений архитектуры и скульптуры, и опять бесконечные зарисовки. А затем изучение индийских сказаний по литературным источникам, символики изображений. Все это впоследствии было освоено, переработано, воплощено в листах, раскрывающих высокие понятия народа о добре, красоте, стремлении к миру. Увлеченный философией Индии, Поплавский создает цикл иллюстраций к «Тирукуралу» (Назидательные пословицы).

Цикл «Индийский дневник» и иллюстрации к «Тирукуралу» был высоко оценен как у нас, так и в Индии. За эти работы Поплавский был удостоен премии имени Джавахарлала Неру.

Личный жизненный опыт никогда не был для Поплавского единственным источником, стимулирующим его творческую мысль. «Общие вопросы», эмоциональный, практический и духовный опыт современников для него столь же необходим, как и свои конкретные знания и впечатления. Неудивительно, что он был среди первых исследователей темы «Космос» и сумел сформулировать в поэтически-пластических образах впервые открывшееся людям отношение к земле «со стороны», как бы после долгой разлуки, когда все привычное, малое, ранее незаметное становится особо дорогим, исполненным глубочайшего смысла. Эта особенность автолитографий цикла «Высокое небо» 1974 года была отмечена критикой. И если впоследствии сопоставление поэтических образов живой природы и авиакосмической техники стало своего рода стереотипом, общим местом ряда работ о космосе, то это нисколько не снижает высокой поэтической символики листов Поплавского, в которых так ясно прозвучала тема любовного, обостренно-бережного отношения к земле, к любой ее «малости», рядом с не менее искренним восхищением совершенством новой техники. В ту пору Поплавский стремился, с одной стороны, найти соответствие пластического совершенства современной техники и природы, а с другой — как он сам признавался — передать свое ощущение драматизма такой области деятельности человека, как освоение космоса. И образным воплощением драматического начала стало для художника небо — среда, таящая опасность неизвестности («Икар»). Символика листов серии «Высокое небо» — ясная и основанная на вещах «земных», знакомых, на которые художник предлагает взглянуть по-новому и более пристально. При всей заданности содержания, серия привлекала и продолжает привлекать общим романтическим настроением, неординарностью в сопоставлениях мира техники и природы. Восприятие «космической темы» усложняется в цикле офортов под названием «Родина космонавтов» (1976—1978). И если, подступая к работе над листами «Высокого неба», художник рисовал в Бюракане телескопы и различную аппаратуру, цветы и травы на холмах, наблюдал в телескоп звездное небо, слушал космонавтов, то позднее он очутился как бы в плену многочисленной литературы, околокосмической информации разного характера, которую и попытался включить в свою новую работу. Она представляется более усложненной и рассудочной, лишенной эмоционально-романтического начала «Высокого неба». И вместе с тем ей нельзя отказать в известном драматизме, созданном, думается, прежде всего благодаря высокому мастерству, изощренности графической техники (офорт, мягкий лак, травление), сопоставлениям тончайших, изящных линейных построений и глухих заливов, острым столкновениям различных пластических решений, композиционной выразительности. Кроме того, здесь чувствуется желание художника в самом этом пластическом строе выразить свое ощущение масштабности времени, эпохи, истории. Есть стремление понять связь цивилизаций, постичь загадки, предлагаемые нам веками. Так появляются символ вечной красоты — Нефертити, опутанная проводами, или маска инков, парящая над взлетной полосой, и т. д.

Графическая изощренность и интеллектуальная усложненность «космических» работ, как мы уже знаем, не препятствуют Поплавскому видеть сегодняшний день с его заботами, поэтикой, драмами, красотой природы и людей, богатством духовной культуры.

21. Лист I

Из цикла «Льны Браславщины». 1982

Художник реализует свой талант в разных областях. Немалая часть его творчества отдана, как уже упоминалось, иллюстрированию. Книга — особая область искусства, и она требует специального подхода и разбора. Как и в станковой графике, в области книжной иллюстрации диапазон интересов Поплавского очень широк. О некоторых его работах упоминалось. Следует, думается, еще раз подчеркнуть неизменную привязанность к творчеству классиков белорусской литературы — Янке Купале и Якубу Коласу. Большой том избранных произведений Якуба Коласа в оформлении и с иллюстрациями Поплавского (1982) можно считать в какой-то мере итоговой работой. Поплавский иллюстрировал прежде отдельные произведения, порой добиваясь блестящих результатов. Его иллюстрации к поэме Янки Купалы «Она и я» по праву считаются классикой белорусской книжной графики; в ней убедительно выражены поэтические представления автора о народных характерах, быте, труде, природе, найден соответствующий времени создания поэмы изобразительный стиль. Произведения Якуба Коласа, собранные в одной книге, разновременны. Все они хорошо известны, и тем труднее было художнику найти общий изобразительный эквивалент литературе.

С удивительным постоянством решает Поплавский целый ряд труднейших проблем иллюстрации классики — соединения современного художнического мышления, знаний, эмоциональных восприятий с традиционными, «классическими» представлениями о жизни народа, поэзии, драме, красоте. Непременность элементов этнографии, фольклора не уводит его в сторону ненужной идеализации и архаизации. Он находит верную основу, которая удерживает его на высоте подлинной поэтичности без ложного любования ушедшими приметами жизни. Общая концепция поэзии правды позволила художнику быть разнообразным в каждом отдельном произведении.

Творчество Поплавского находится, можно сказать, в зените своего пути. Перед ним теснятся все новые области исследования, история и современность, близкие люди, родной край и далекие экзотические страны. Замыслы его интересны, овеяны высоким стремлением понять глубокую суть жизни, выразить точно на высоком уровне профессионального мастерства свои представления. Художник не терпит приблизительности, неясности мысли и формы, незаконченности и расплывчатости выражения. Жажда узнавания нового у Поплавского непременно сочетается с неутомимостью в труде, основательностью и добротностью в работе над композицией, формой, техникой. Недаром на открытии выставки произведений Георгия Поплавского в Минске в 1982 году белорусский писатель Алесь Адамович сказал: «Это старая истина, что внутренний облик человека напрямую связан с тем, что он делает, пишет, рисует. Тем более, если это человек с таким талантом, как Поплавский. Он человек очень серьезный и глубокий. Он пишет про такие серьезные вещи, как мир, как война, как трагизм современного мира. Он задумывается над тем, как защитить этот мир теми средствами, которые у