ничего труднее, чем столкнуться с необходимостью жить без человека, к которому привязано твое сердце. Каждый день приходилось напоминать разуму и телу, что я больше никогда тебя не увижу. Напоминать коже, что она никогда больше не ощутит твоих прикосновений. Напоминать ладоням, что я никогда больше не дотронусь до твоей спины, пока ты спишь. Никогда. Пожалуй, люди не созданы для того, чтобы полностью понимать значение этого слова. Я убеждала себя, что можно перенести это легко. Нужно всего-навсего вернуться домой, закрыть дверь и прожить остаток жизни без тебя.

Элинор

Сьюзи снова целый день не было дома, и она не сказала мне почему. Я потихоньку злилась из-за того, что у нее по-прежнему есть секреты от меня, Норы, ее услужливой и понимающей подруги. Глядя, как она переходит дорогу, я подтянула к себе ноутбук, радуясь, что купила его, хотя мне пришлось основательно опустошить свои скудные финансовые запасы. Он определенно облегчал мне работу. А мои изыскания стали и в самом деле напоминать работу.

Визит Конвея подстегнул меня. Этот мерзкий тип тоже стал угрозой. Не только для меня, но и для Сьюзи, а значит — и для ребенка. Я не могла этого допустить. Слишком часто я представляла себя рядом с малышом. С ребенком Патрика. Конвея требовалось остановить любым способом. Мой разум был занят его намеками. Что он имел в виду? Что Патрик погиб неспроста, что его смерть была преднамеренной? Самоубийство? Или даже убийство? Но кому понадобилось его убивать? Это следовало выяснить. Измышления Конвея пустили глубокие корни в моем мозгу, они шевелились, точно луковицы в зимнем грунте, стремясь пробиться к свету. Может быть, он имел в виду что-то другое? Нет, это какая-то фантасмагория. Здесь, в одиночестве и полной темноте, надо держаться за правду, за реальность жизни. Надо держать себя в руках.

Войдя в «Фейсбук», я увидела, к своему удивлению, что бывшая подружка Ника, Лиза Рагоцци (итальянка, решила я, возможно, только по отцу), ответила на мое сообщение. Она осторожно спрашивала, почему я хочу разузнать о Нике.

«Это трудно объяснить», — ответила я, сидя одна в гостиной. В глубине души мне было жаль, что Сьюзи отказалась зайти. Ее теплое суматошное общество после визита Конвея мне бы не помешало. Я набрала: «Моя подруга с ним, а он — кажется, он в последнее время стал слишком строгим».

«В каком смысле “строгим”?» Я видела маленькие точечки, показывавшие, что Лиза остается в сети, и почувствовала азарт.

«Ну, как бы это сказать. Стал собственником, наверное. Все время спрашивает, где она была, что собирается делать. Не дает ей денег, и все в таком духе».

Я решила выложить все: «Она беременна, поэтому не работает. Я очень беспокоюсь за ребенка. Просто кажется… дальше будет хуже. Ну, сами знаете».

Я не называла свой страх, но Лиза должна была понять. Как и любая женщина.

Снова появились точки. Потом исчезли. Потом Лиза написала: «Думаю, нам надо поговорить. Вы правильно беспокоитесь».

Мы быстро условились встретиться завтра в Лондоне в ее обеденный перерыв (она работала в кадровом агентстве). Она могла подумать, что «подруга» — это на самом деле я сама, но это не имело значения. Напротив, оказалось бы полезным. Я пораньше легла спать, чтобы набраться сил перед грядущим днем. Разузнаю побольше о Нике, а потом займусь Конвеем. И разберусь с ним.

Сьюзи

В тот вечер Ник вернулся в негостеприимный дом. Я не закрыла жалюзи, не зажгла свет, не включила спокойную музыку, как обычно делала для него по вечерам, и, что печальнее всего, на плите его не ждал ужин. Прямо от Норы я отправилась к компьютеру.

Ник появился в дверях моей студии:

— Где ты была? Ты не говорила, что сегодня куда-то собираешься.

— Нет.

Я не стала отвечать на его вопрос. Разве я обязана? И как он узнал, что меня не было? Думаю, благодаря сигнализации.

Ник удивленно заморгал:

— С тобой все в порядке?

Нет. Я обнаружила, что мой любовник, вероятный отец моего ребенка, погиб вскоре после нашей последней встречи, врезавшись на машине в дерево в ясную сухую погоду. Может, в этом виновата я? А его жена, его вдова, въехала в соседний дом, подружилась со мной и, похоже, решила разрушить мою жизнь, медленно сведя с ума музыкой, светом, мертвыми тварями и словами на снегу. Меня бросало в дрожь, стоило подумать обо всем, что я ей рассказала. Дэмьен. Ты. Все те способы, которыми мы обманывали твою жену. И которая оказалась тем человеком, которому я все это выложила. Мне до смерти хотелось знать только одно: что она теперь будет делать. Расскажет Нику? Почему она этого не сделала до сих пор, если ей известно, кто я? Что Нора задумала?

— Как насчет ужина? — жалобно спросил Ник.

— Я не очень голодна. Плотно пообедала.

Я знала, Ник имел в виду, что я должна была приготовить ужин для него, но мне было плевать. Страх и возбуждение охватили меня, когда я поняла, что нарушаю правила, играя с огнем.

— Ты не закроешь дверь? Сквозит.

Чуть замявшись, Ник вышел, закрыв дверь с чуть большей силой, чем требовалось. Какая-то часть меня была испугана, но другая — нет. Я собиралась пересечь еще одну черту — начать искать в интернете опасные вещи, пока Ник был дома. Я хотела разузнать побольше о Норе Холском, также носившей имя Элинор Салливан.

С пианино мне очень повезло, потому что первое, что я выяснила — тихая, неряшливая Нора когда-то была успешно концертировавшей пианисткой. Тогда она выступала под псевдонимом Елена Ветриано. Я нашла в «Классик таймс» старую статью с откровенной фотографией, на которой она в красном вечернем платье склонилась над «Стейнвеем». Ее темные длинные волосы блестели, как вороново крыло, а полные губы были чуть приоткрыты. В статье хвалили ее за редкое трудолюбие и виртуозность, благодаря которым любая пьеса «превращается в музыкальный экстаз для слушателя, что, впрочем, неудивительно, учитывая трагическое прошлое мисс Ветриано». Я навострила ушки. Какое трагическое прошлое? Итак, Нора пользовалась как минимум тремя известными мне именами. Должно быть еще одно. Имя, которым нарекли ее при рождении и которое она, скорее всего, носила во времена того «трагического прошлого». Но как мне его узнать? Я ни секунды не сомневалась: твоя вдова сделала все, чтобы как следует его скрыть.

Открылась дверь, и на пороге показался Ник. В руках он демонстративно держал тарелку с нарезанной вареной морковью и толстым куском мяса, кажется,