Шрифт:
Закладка:
Неожиданное упоминание Джерри Ламонта подбодрило Гранта. Почувствовать, что Джерри Ламонт невиновен, имея перед собой неопровержимые улики, представлялось даже бóльшим абсурдом, чем учуять «распиливаемую женщину» в том, что человек утонул.
– Грант!
– Во всем деле есть что-то очень странное, – проговорил Грант упрямо.
– Что странное?
– Если бы знал, я бы написал об этом в отчете. Это не какой-то один факт. Это вся картина. Атмосфера. Привкус. Привкус какой-то лжи.
– Вы не могли бы объяснить обыкновенному полицейскому-трудяге, что там отдает ложью?
Не обращая внимания на ядовитый тон начальника, Грант произнес:
– Все ложно с самого начала. Разве вы не видите? То, что Сирл пришел на вечеринку – пришел ниоткуда. Да, я знаю, что он тот, за кого себя выдает, и все прочее. Мы даже знаем, что он попал в Англию именно так, как говорит. Через Париж. Ему был забронирован билет конторой «Американ экспресс» на площади Мадлен. Но это ничего не меняет. Весь эпизод выглядит как-то подозрительно. Неужели он предпринял столько усилий, чтобы познакомиться с Уолтером Уитмором, только потому, что оба они были дружны с Куни Уиггином?
– Не спрашивайте меня! Ну и что?
– Откуда такая потребность познакомиться с Уолтером?
– Быть может, он слышал его радиопередачи и не мог дождаться встречи.
– И ему никто не писал.
– Кому?
– Сирлу. За все время, что он жил в Сэлкотте, он не получил ни одного письма.
– Может, у него аллергия на клей на конвертах. А еще я слышал, что люди оставляют свои письма лежать в банке, а потом забирают все вместе.
– Это совсем другое. Ни один из американских банков или агентств никогда не слышал о Сирле. И еще одна мелочь кажется мне странной, хоть ее истинное значение ничтожно. У Сирла был жестяной ящик, очень похожий на коробку для красок. Он держал в нем свои фотопринадлежности. Что-то вынуто из ящика. Предмет размером десять на три с половиной на четыре дюйма, уложенный в нижнее отделение, – в ящике есть вынимающийся лоток, как в коробке с красками, и под ним еще одно отделение. Ни одна из вещей Сирла, которые сейчас находятся в его комнате, не подходит, и никто не может догадаться, что за предмет там лежал.
– И что странного? Существует более сотни предметов, которые можно уложить на это место.
– Например, сэр?
– Ну… ну, с ходу я не придумаю, но их дюжины.
– В его чемоданы можно упаковать что угодно. Эту вещь он хранил в жестяном ящике, скорее всего, только потому, что никто, кроме него, не мог вынуть ее оттуда.
Похоже, это соображение заставило Брюса отнестись внимательнее к рассказу Гранта.
– Теперь эта вещь исчезла. Нет оснований думать, что она может иметь большое значение для дела. Вероятно, вообще никакого. Просто все это странно, и это засело у меня в мозгу.
– А зачем, как вы думаете, он приехал в Триммингс? Шантаж? – В голосе Брюса прозвучал наконец интерес.
– Не знаю. О шантаже я не думал.
– Не могло ли лежать в ящике то, что легко было обратить в деньги? Не письма. Размеры не те. Документы? Свернутые в трубочку документы?
– Не знаю. Возможно, и так. Против версии шантажа говорит то, что у Сирла было достаточно денег.
– У шантажистов они, как правило, всегда есть.
– Верно. Но у Сирла была профессия, которая его очень хорошо обеспечивала. Только нахал желал бы большего. А он почему-то не кажется мне нахалом.
– Будьте же взрослым, Грант. Посидите минуточку спокойно и подумайте о шантажистах, которых вы знали.
Брюс подождал, пока его выстрел достигнет цели, а потом сухо произнес:
– Вот так. – И добавил: – Кого, вы думаете, он мог шантажировать в Триммингсе? У миссис Гарроуби было что-то в прошлом?
– Возможно, – проговорил Грант, рассматривая Эмму Гарроуби в совершенно новом свете. – Да, думаю, вполне возможно.
– Хорошо. Выбор у нас не слишком широк. Не думаю, чтобы Лавиния Фитч когда-нибудь вела разгульную жизнь.
Грант вспомнил милую беспокойную маленькую мисс Фитч с карандашами, торчащими из взлохмаченных волос, и улыбнулся.
– Как видите, выбирать почти не из кого. Полагаю, если вообще речь шла о шантаже, это могла быть только миссис Гарроуби. Значит, ваша теория такова: Сирла убили по причине, которая не имеет никакого отношения к Лиз Гарроуби. – И поскольку Грант молчал, Брюс добавил: – Вы ведь считаете, что это убийство, не так ли?
– Нет.
– Нет?!
– Я не верю, что он мертв.
Ненадолго наступила тишина. Потом Брюс наклонился над столом и проговорил, изо всех сил стараясь сдерживаться:
– Послушайте, Грант. Чутье есть чутье. Всем известно, что вы этим сильны. Но когда вы начинаете им злоупотреблять, причем в такой степени, это уже слишком. Умерьте прыть, ради бога! Вы вчера целый день тралили реку, пытаясь найти утопленника, а сегодня у вас хватает духу сидеть тут и втолковывать мне, что вы не верите, будто он вообще утонул. А что, по-вашему, он сделал? Ушел босиком? Или, изменив внешность, уковылял, как одноногий, на костылях, которые вырезал в свободную минуту из дубовых ветвей? Куда, вы полагаете, он делся? На что он теперь будет жить? Честно, Грант, я считаю, вам необходим отпуск. Как, скажите, как такая мысль проникла в вашу голову? Каким образом в мозгу опытного криминалиста произошел скачок от ясного вывода: «Исчез, считается утонувшим» – до дикой, фантастической истории, которая вообще не стыкуется с самим делом?
Грант молчал.
– Ладно, Грант. Я не разыгрываю вас. Я действительно хочу знать. Как вы пришли к выводу, что человек не утонул, после того как его ботинок нашли в реке? Как он туда попал?
– Если бы я это знал, сэр, дело было бы решено.
– Может, у Сирла была с собой запасная пара ботинок?
– Нет. Только те, что на нем.
– Один из которых найден в реке.
– Да, сэр.
– И вы по-прежнему считаете, что он не утонул?
– Да.
Молчание.
– Я не знаю, что меня больше восхищает, Грант, – ваша выдержка или ваше воображение.
Грант ничего не ответил. Говорить, похоже, было нечего. Он, к несчастью, сознавал, что и так сказал слишком много.
– Вы можете придумать хоть какую-нибудь версию, пусть самую дикую, объясняющую вашу теорию о том, что он жив?
– Одну могу. Его похитили, а ботинок кинули в реку как свидетельство того, что он утонул.
Брюс посмотрел на Гранта преувеличенно почтительно.
– Вы
