Шрифт:
Закладка:
Проходя мимо «сорокчетверки» невольно отметил, что ее экипаж, видно в ожидании дальнейших событий столпились вокруг танка. Один из мужиков, вроде заряжающий, сидя на отбойнике лобового листа, здоровый бугай, встревоженно и обеспокоенно, беспрерывно спрашивал у остальных:
— Интересно, успеем ли поужинать? Вот в чем вопрос. — И сам же себе отвечал: — Ох, чую — не успеем. Открывайте, братцы, святцы…
— Что ты ноешь-то? — рассердился командир танка. — Прямо жилы из всех тянешь и тянешь.
Заряжающий обиженно хмыкнул, спрыгнул с танка и скрылся из глаз.
Переделав почти все дела, и приняв решение идти в бой на ИСе, я пошел к месту его стоянки. Выйдя из-за нескольких, рядом стоящих осин я издали помахал рукой. Этот знак все поняли и выстроились возле машины. Подойдя к строю, я подхватил болтающийся у колена планшет и раскрыв его, произнес: — Слушай боевой приказ…
… — Вопросы?
Ответить никто ничего не успел — издалека послышался шум заводимых танковых моторов, который стал быстро приближаться, и вот уже мимо по размолоченной гусеницами просеке, заполняя ее синими клубами сгоревшей солярки, с ревом начали проходить бронированные машины.
Еле-еле успел только крикнуть экипажу: — В машину! На новое московское шоссе!. Там я скомандую…
Через несколько минут наш тяжелый танк, подминая кустарник и молодые деревца, выскочил на дорогу. С час или полтора мы шли в колонне других машин, замыкающим были «бардак» и техничка.
Пришлось устроиться в командирском люке, так как в прибор наблюдения я ничего не видел, кроме подпрыгивающего на рытвинах впереди идущего танка да мелькавших по сторонам деревьев. Очень к месту оказалась специальная подушечка под пятую точку — с одной стороны не так жестко, а с другой на металле причиндалы не отморозишь осенью-зимой, и не запаришь весной-летом. Вон в Испании, если хотят бычка стерилизовать, то летом на месяц ему на эти самые дела одевают войлочный мешочек, и все дела...
Наконец передняя машина дошла до нужного поворота, и я по радио скомандовал взять вправо, и через полкилометра мы уже шли по грунтовке каким-то лугом, продираясь сквозь негустой лесок. Стояла сушь, траки взбивали пыльную пудру, и она клубами взрывалась под танковыми днищами, тугими струями хлестая во все стороны, забивая и запечатывая щели триплексов. Машины шли будто в густом молочном тумане, я ничего не видел, кроме мутной пелены, и, боясь врезаться в машину, идущую впереди, яростно матерился про себя. Пройдя этот жиденький лесок мы лихо взлетели на лысый холм. С него я увидел впереди участок дороги, огибающей небольшое заболоченное озерцо. Дорога выворачивала из того самого леска, который мы только что миновали, и пропадала где-то впереди за камышами. На место мы прибыли к вечеру, когда солнце уже присело во вспучившиеся до неба пыльные облака.Когда наша колонна спустилась с холма, я приказал остановиться, и спрыгнул с машины грязный, как трубочист, снял шлемофон и комбез иначал выколачивать из них пыль об ствол ободранной березки. Рядом отряхивались, отплевывались от пыли наводчик, повидавший виды сержант Тихонов и заряжающий.
— А я-то думаю, что это мы двинулись при ясном солнышке, в открытую, — проговорил Колька, кивая на серое, пыльное небо, тяжко висевшее над землей. — А тут такая маскировка.
— Речной мятой тянет вроде, — заряжающий, глядя на мутное небо, принюхался, будто запахом мяты оттуда, сверху, и тянуло. — Где-то речка рядом. Умыться бы хоть. А, товарищ ИНЖЕНЕР?
Степан Логинов, маленький, плотный с такими же усами, как у заряжающего, молча глядел на меня, прыгающего на одной ноге, неуклюже пытающегося снять сапог с ноги.
— Можно, — ответил я, хмурясь сам еще не разобрав на что. — А то впрямь на чертей похожи. Только сперва машину замаскируйте.
Избавившись от пыли, я легко как на срочке рысью побежал вдоль отлогого склона холма, поросшего всяким мелким кустарником, с завистью наблюдая как плескаясь в перегревшейся мелкой речонке, заросшей по берегам удивительно свежим, неизмятым кустарником скалят зубы мои из экипажа.
Никогда бы не подумал, что в кустах и камышах можно так искусно замаскироваться. Познакомившись с командирами РККА, и еще раз уточнив пункты плана, мы принялись за дело. Первым начал действовать Маркони, заглушив всю радиосвязь немецкому заслону занявшему позиции на противоположном берегу речки названия которой я не знал, вернее не нашел его на карте. Разрушенный четырехметровый мост был практически у нашего берега, и это было хорошо. Наступившие сумерки скрывали наши передвижения, но звук было не скрыть, и противник сильно нервничал, постоянно пуская из-за домов осветительные ракеты, которые давали мертвенно-белй свет.
В одну из пауз, мы начали наводить мост. Мостоукладчик деловито рыча мотором уже заканчивал свою работу, как в его правый борт пришла коротая очередь из автоматической пушки. И очередь еще не закончилась как самоходка оглушительно ахнула. На месте разрыва, без звука как в немом кино опадали обломки, то ли строения за которым укрылся немецкий легкий танк, то ли он сам, то ли все вместе.
Тем временем мостоукладчик отошел и мой танк с десантом пехоты двинулся вперед. Следом шли Т-44, БТС и мостоукладчик, все облепленные пехотой. Еще раз прозвучала очередь пушки, но ребята из самоходки не подвели. Да и сама очередь ушла в сторону, видно немецкий наводчик сильно нервничал, после того как увидел судьбу своих комрадов. Итак у немцев уже минус два, если забиться на то, что здесь легкий взвод «двоек», то осталось еще три… Три не три, но две кормы шустро отходящих танков по грунтовке вдоль болота мы засекли. И конечно же не упустили возможность потренироваться в стрельбе из пушки. Два жирных костра не сильно ярко освещали местность. У нас все закончилось, нужные нам высотки мы заняли.
Зато в самой Рудомейке, шла довольно интенсивная стрельба, это наша пехота зачищала деревеньку, но через полчаса уже все затихло. Но эти полчаса никто дуру не валял. Пехота и артиллеристы-сорокопятчики как кроты зарывались в землю.
Огневые позиции одной из трех батарей были размещены недалеко от нас. Справа, в семидясяти метрах, имелся в наличии глубокий овраг, далее густой кустарник. Впереди, судя по карте
