Шрифт:
Закладка:
— Она бросила меня, потому, что я слабый! Понимаете?
— Да.
— Понимаете? — перестав истерить, повторил он вопрос с надеждой в голосе и посмотрел на Дашу.
— Конечно!
— И вы тоже меня бросите! Вы уже убили того, другого, а теперь бросите меня, — Костя отвернулся и тихо заплакал.
— Я не брошу тебя!
— Вы врете! Все взрослые врут, и вы врете! Он вам верил, а вы его убили, когда нашли его слабость! Теперь вы увидели мою слабость!
— Я никого не убивала, я просто… — Даша снова не смогла придумать хоть какой-то внятный аргумент даже для себя самой.
— Тогда где он?! — закричал Костя. — Верните его! Что мне без него делать?!
— Ты можешь быть таким же, как он, если захочешь.
— Я не могу!
Боже, как это остановить, что ему сказать?! Не объяснять же работу психики, в этом и взрослому не разобраться. Да она сейчас и не сможет! У нее просто каждая следующая мысль с предыдущей не связана!
— Я помогу тебе! — заверила его Даша. — Научу, как жить без него.
— Вы меня бросите, — фыркнул Костя. — Но я вас понимаю. Кому нужен такой, как я?
Даша хотела ответить, что он нужен ей, но сам вопрос отрезвлял. Кому нужен такой я?
— Пока не знаю, если честно. Я ведь с тобой совсем незнакома. Знаю только, что ты хочешь быть сильным, как Сато. Думаю, я могу тебе в этом помочь.
Костя шмыгнул носом и недоверчиво покосился на нее:
— Поможете?
— Помогу.
— Обещаете?
— Обещаю!
— И не бросите меня?
— Я…
Даша вдруг замерла, осознав, что произошло. Смена модели поведения, удар по идентичности и предоставление возможности спасти. Даже что-то вроде фирменного Сашиного раскаяния было.
Он полностью скопировал модель поведения отца. Более того, теперь раскрылись корни этой модели. Саша в некоторых случаях использует детскую уязвимость, превращая ее в оружие. Включая в женщине «я же мать».
Но что еще может Костя? Какой смысл показывать ему это? Отнять у ребенка последнее средство коммуникации? Как еще ему пробиваться через туполобость взрослых? Дети, в силу особого к ним отношения, буквально вынуждены атаковать идентичность взрослых, чтобы их вообще услышали.
Можно попробовать перевести эту программу в осознаваемую плоскость. Хотя в таком-то возрасте… Даша прервала поток мыслей, но одна буквально не поддавалась, настойчиво и успешно сопротивляясь. Мысль эта была такой же непокорной, как и ее суть. Зачем я убила Сато?
Зачем я подставила Костю под каток? Особенно в такой момент? Что забавно, Сато появлялся, чтобы спасти семью — или развалить, неважно — но не появляется, когда он нужен самому Косте. То есть поставить его себе на службу он не может.
— Я могу пообещать тебе, что поддержу твое намерение становиться сильнее. Насколько смогу, — наконец ответила Даша.
Костя, кажется, уловил изменения в ее тоне. Поморгал немного, потом, вдруг спросил:
— Это как?
— Ты будешь приходить ко мне, мы будем разговаривать. Ты будешь говорить, что у тебя не получается, что получается. Я буду подсказывать, как можно поступить.
Костя сомневался. Он понимал, что что-то изменилось, но не понимал, почему. И как приспособиться к этим изменениям.
— Вы меня обманываете, — заявил он.
— Почему ты так подумал?
— Вы говорите по-другому. Вы поняли, что я слабый, и хотите меня бросить. Как мама.
«На второй круг, что ли, пошел?» — не поняла Даша.
— Если бы я хотела тебя бросить, я бы так и сказала.
— Правда?
— Конечно. Ты же хочешь, чтобы я разговаривала с тобой не как с ребенком?
— Хочу.
— Вот поэтому я бы и сказала.
— А почему тогда в прошлый раз соврали? Отправили к психиатру, — подозрительно спросил Костя.
Даша мысленно выругалась. Попалась в такую дурацкую ловушку.
— Нет, я просто…
— Вы опять врете! — буквально заверещал Костя. — Вы врете! Вы все врете! Врете!
А потом он просто перешел на бессмысленный визг. Я только что подарила ему право на это, как-то отстраненно подумала Даша. Это просто ад какой-то. Программа не сработала, и он впал в истерику.
Распахнулась дверь кабинета. Внутрь влетел Саша. Он уставился на сына, потом схватил его за плечи и зачем-то потряс.
— Костя! Что случилось?! Костя!
Мальчик тут же заткнулся. Просто перестал кричать и уставился в одну точку. Саша снова потряс его, заглядывая в глаза, но наткнулся на недавнее безразличие. Даша поняла, что у нее безумно болит голова. Боль охватывала весь череп и проникала в правый глаз, создавая впечатление, что его пытаются вынуть из глазницы ложкой.
— Что вы с ним сделали?! — повернулся к ней Саша.
— Скорее надо спросить, что вы с ним сделали, — еще до того, как успела подумать, вернула вопрос Даша.
Саша осекся. Как-то неловко сел на диван рядом с сыном, провел пятерней по волосам, глядя в стену. Теперь и он, и Костя выглядели абсолютно одинаково.
— Я не понимаю… — сказал вдруг Саша.
— Чего? — устало поинтересовалась Даша.
— Что дальше делать, — пожал он плечами. Потом поинтересовался: — Почему Костя со мной не разговаривает?
— Думаю, что не только с вами, — покачала головой Даша.
— Ну, с вами же говорил.
— Некорректное сравнение, — Даша едва не ляпнула, что с ней только мертвые не разговаривают. Тут же провела параллель и подавила желание выругаться.
— Наверное, — вздохнул Саша. — А что теперь делать?
— Просто дайте ему возможность не говорить. Если он захочет что-то сказать, скажет. Речь — совсем не главное в коммуникации.
Она вдруг поняла, что Саша ее не слушает. Он тупо уставился в одну точку.
— Александр, — обратилась она к нему. — Александр!
Он вздрогнул и непонимающе посмотрел на Дашу.
— А? Что?
— Что с вами?
— Не знаю, а что-то не так?
— Вам виднее, — пожала плечами Даша.
— Да как-то все… Не складывается.
Какое-то время все молчали. Отец и сын пялились в стену, будто им там кино показывали. Даша посмотрела на часы, потом на Костю.
Все и так через задницу сегодня. Хуже уже, наверное, все равно не сделать. Она подавила поднимающееся отвращение, настроилась и спросила:
— Как у вас обстоят дела с разводом?
— А можно при Косте? — Саша кивком указал на сына.
— Во-первых, он уже знает, во-вторых, это касается его напрямую. Он имеет право участвовать в разговоре. Возможно, даже выскажет свое мнение, если захочет.
Нет худа без добра, в некотором смысле, подумала Даша. Убирать из кабинета Костю сейчас некорректно. Отпустить Сашу с сыном в таком состоянии домой? Как-то тоже не комильфо. Попробуем импровизировать. Пусть Костя поприсутствует при относительно взрослом разговоре. Почувствует себя немного больше. Может, даже поучаствует.
— Да никак, — пожал плечами