Шрифт:
Закладка:
Когда-то она любила болтаться с подружками по городу. Они заходили в магазины, сидели в кафе. Немного сплетничали.
Теперь она только перекидывалась парой слов с бухгалтершами и секретаршей и ничего не знала ни о бухгалтершах, ни о секретаре.
Нет, про главбуха знала, что у той недавно родилась внучка. О внучке Нина услышала случайно и с тех пор о ребенке регулярно справлялась, как того требовали правила вежливости.
С подружками она перестала встречаться, еще когда Гена заболел. Она уже тогда много работала и свободное время хотела тратить только на мужа.
А потом, когда свободное время стало некуда девать, она ни с кем не встречалась, потому что рассказывать о том, что она осталась одна, было больно и стыдно.
Пожалуй, встретиться с Ксюшей Нине хотелось больше всего. Поболтать, посплетничать, посидеть в каком-нибудь уютном кафе.
Ксюша давно не была Куркиной, она уже дважды выходила замуж. Последнюю ее фамилию Нина не помнила.
– Привет, – улыбнулась Нина. – Как я рада тебя слышать!
В последние годы они с Ксюшей поздравляли друг друга с Новым годом и днями рождения. Нина делала вид, что очень торопится, и разговор сворачивала.
– Прочитала в интернете, что Геннадий умер, – грустно сказала Ксюша. – Ниночка!.. Мои соболезнования!
– Спасибо.
– Что же ты не позвонила? – мягко упрекнула Ксюша.
– Как-то все неожиданно случилось. Хотя он долго болел, но…
– Приезжай ко мне! Приезжай, когда захочешь. Я представляю, как тебе тяжело.
– Спасибо.
– Приезжай сейчас!
– Сейчас не могу. Правда. Хотела бы, но не могу.
Ксюша не поймет, если она через пару месяцев вый-дет замуж. И никто не поймет.
И опять придется прятаться от подруг…
– У него родители-то живы?
– Живы.
– До чего же их жалко!
– Жалко.
– Знаешь… – Ксюша вздохнула. – Я не думала, что вы с Генкой так долго проживете. Вы были очень разными.
– В каком смысле? – удивилась Нина.
– Ну… Ты такая была… наивная, что ли. А он… Нехорошо так о мертвых, но он недобрый был.
– Почему недобрый?
– Ну… Мне так казалось, – Ксюша жалела, что сболтнула лишнее. – Прости, просто он мне не очень нравился, вот я и говорю ерунду.
– Гены больше нет, – напомнила Нина. – Почему ты считала его недобрым? Ксюша, скажи! Пожалуйста! Мне это важно.
– Я знаю, что он однажды слил компромат на одного Васькиного знакомого. Помнишь Васю?
– Помню.
Василий был каким-то Ксюшиным родственником. Двоюродным братом, кажется. Он был на пару лет старше и одно время пытался за Ниной ухаживать.
– Геннадию заплатили, чтобы он компромат слил. И он слил. Компромат был враньем, передергиванием. Послушай, я не в курсе. Я со слов Васи рассказываю.
– Я понимаю. И что дальше?
– Ничего. Потрепали парню нервы. Да, еще бизнес, кажется, отняли. Но это совсем давно было, ты с Генкой тогда еще не встречалась.
– Жалко, что ты мне раньше этого не рассказала.
– Зачем? – вздохнула Ксюша. – Зачем чужую любовь ломать!
Тогда Нина была уверена, что встретила свою любовь. Поколебалась бы эта уверенность, узнай Нина о Геннадии что-то сильно его не красящее?.. Черт его знает.
– Ниночка, приезжай, когда захочешь. И звони.
– И ты звони.
Мясо успело подгореть, но не сильно, чуть-чуть. Нина быстро его перевернула.
Туман за окном казался мутным, неправильным. Нина не сразу поняла, что пошел снег.
Осень кончилась. Больше тепла не будет.
В замке загремел ключ. Нина выбежала в прихожую и повисла у Виктора на шее.
– Вкусно пахнет, – он засмеялся, чмокнул ее в нос и снял мокрую от снега куртку.
– Теперь всегда будет вкусно пахнуть, – пообещала Нина.
– Всегда не обязательно, – успокоил он. – А то надоест тебе готовить, и ты меня бросишь.
– Витя, пожалуйста, не шути так!
– Не буду.
Нина потянула его на кухню, но он ее остановил, обнял и прошептал в ухо:
– Я тебя очень люблю.
У нее все отлично. Она будет навещать бывших свекровь и свекра и по-доброму вспоминать Гену. Она станет помогать свекрови и свекру, если им потребуется помощь. А о том, о чем думать страшно, она думать не будет.
Убийствами пусть занимается полиция, им за это зарплату платят.
* * *
Оказалось, что все, за что Маша собиралась взяться, уже сделано. Одежда выстирана и выглажена, в комнатах ни пылинки.
– Зачем возилась? – упрекнула маму Маша. – Я бы сама все сделала.
В семье было принято, чтобы каждый обслуживал себя сам.
– А мне чем заняться? На боку весь день лежать? – улыбнулась мама, моя оставшуюся после завтрака посуду. – Я так ходить разучусь.
– Катерина больше не приходит? – Маша потрогала землю в стоящем на подоконнике горшке с аспарагусом. Земля была влажная.
– Забегала вчера. Мы ведь раньше друг к другу не часто ходили, а на наше горе она больше всех отозвалась.
– Да, – подтвердила Маша.
– Я Катю помню еще совсем другой, раньше она веселая была. Пела очень хорошо, теперешним звездам так бы петь.
Представить Екатерину Борисовну веселой певуньей было трудно.
– Она изменилась, когда мужа похоронила.
– Она была замужем? – удивилась Маша.
– Была. Только недолго. Муж у нее хороший был, глаз с нее не сводил. В Афганистане погиб. Офицер.
Маша подумала и снова заварила себе чай вопреки недавно прочитанным рекомендациям отказаться от лишних перекусов.
– После этого Катя прежней уже не стала. А потом началась перестройка, нищета…
– А до этого нищеты не было? – усомнилась Маша.
– До этого тоже, конечно, не шиковали, – мама села за стол. – Кате муж дубленку из-за границы привез. Ей тогда вся улица завидовала. Не шиковали, конечно, но такого кошмара, как в девяностые, не было. Господи, как давно это было… Ира, Катина сестра, до перестройки инженером на заводе работала, а в девяностые на рынке торговала. Я помню, как они с Катей вдвоем поехали в Москву Феде куртку покупать, а у них деньги украли. Вернулись без денег и без куртки. Сейчас это, конечно, смешно слушать…