— А что, тебя это не уничтожило? — с упреком спросила женщина. — Или те пять лет, что ты прятался в этом городе для тебя ничто?

— Но я же тут? — легкомысленно ответил Осиор. — Потеря синих каналов меня… закалила. Именно закалила. Я научился с этим жить, милая. Как видишь, вернулся в Шамоград, вернулся к тебе…

— Если бы не Рей и не этот шлейф тайны за его спиной — сидел бы ты тут до скончания времен, — недовольно ответила архимаг, возвращаясь к вечернему туалету.

— Дело не в Рее, — поморщился Осиор. — Парень стал последней каплей, последним доводом за то, чтобы вернуться к делам. Только и всего.

— Иногда мне кажется, что к нему пора начать ревновать, — с полуулыбкой сказала Виола.

— К Рею?

— Ну не к келандке же. Она точно не в твоем вкусе. А вот ваши с парнем отношения…

— Ты говоришь странные вещи.

— Вы зависимы друг от друга, не отрицай. Когда он пришел в себя, у тебя, милый мой, даже цвет лица поменялся.

— Потому что я беспокоился за него.

— Но ты ему не отец, — возразила архимаг.

Осиор на секунду умолк, рассеянно глядя куда-то в сторону, но все же ответил:

— Нет, не отец. На мне больше ответственности. Я его учитель.

Пока маг не видел, Виола закатила глаза, но быстро взяла себя в руки. Осиор на самом деле стал крепче спать и вообще, успокоился, когда парень очнулся. А это свечение в груди и еженочные метаморфозы, что происходили с ним под действием неизвестной магии… Когда она в первый раз это увидела, у нее волосы дыбом встали от ужаса и непонимания. Осиор же отнесся к этому как к какой-то неурядице. Наутро Рей просыпается в обычном состоянии? Никаких изменений в поведении? Никого не пытается убить своей странной магией? Значит, по мнению Трибунального Истигатора все было в порядке.

Удивительно, как сильно Рей затуманивал взор своего наставника. Осиор всегда был опасным хищником, почти параноиком. Охотник на еретиков, Несущий Гнев, страшный Шестой Трибунальный Истигатор Круга, что нес кару Устава на конце своей традиционной булавы. Он был воплощением того, что есть Трибунал, с его звериной жестокостью и непоколебимой уверенностью в том, что любые методы — праведные, если речь идет о защите Устава. Но как только вопрос касался парня, Осиор размякал, превращался в доброго наставника, приемного отца, что прощал своему подопечному любые выходки и ошибки.

С одной стороны, это говорило о нем многое, как о человеке. Служба не превратила Осиора в камень. Но с другой — подобная вера и Рею, и в Рея, делала ее любимого… слабым. Да, именно слабым. Рей снимал с него стальную броню Трибунального Истигатора, превращая в обычного человека. Даже ей, Виоле, такого не удавалось, а тут, какой-то беспризорник. Нет, она не была против этого давно забытого, человечного Осиора, но в то же время архимаг беспокоилась, что эта мягкость когда-нибудь погубит мага.

***

Она скользнула в комнату неслышимой тенью. Архимаг и истигатор наконец-то вышли прочь и ушли к себе, значит, дорога свободна.

Она еще минуту постояла в коридоре, вслушиваясь в дыхание дома лекаря. Где-то ветер тронул листья деревьев в саду, захлопала крыльями птица, в ночной тишине разлился короткий вскрик, шедший откуда-то со стороны города. А так — тишина. До самого утра никто не войдет внутрь, оставят их в покое. Главное, не пропустить рассвет.

Она прошла по коридору, неслышно ступая босыми ногами по гладкому камню, прильнула к двери в комнату молодого мага и уже через мгновение — скрылась в черноте проема.

Он опять выглядел так, будто бы ничего и не произошло. Будто бы они остались в Шамограде и сейчас это — поместье Хаштов, а пьяные гости разбрелись по саду и комнатам, продолжая кутить и веселиться. Спал на боку, отвернувшись лицом к стене, чтобы солнце, что пробивалось по утрам через ставни, не разбудило раньше времени.

Скользнув под одеяло, она прижалась к крепкой спине молодого мага. От ее прикосновений он зашевелился, но не проснулся — только подвинулся чуть ближе к стене, освобождая больше места. Через четыре часа рассвет, а пока они останутся тут, вдвоем. Будто бы ничего и не произошло, будто бы они сейчас в поместье Хаштов.

Глава 19. Горькая правда

Почему каждое утро у меня болит спина, будто бы на нее всю ночь кто-то давил коленом?

Вопрос этот преследовал меня уже несколько недель, но, ответ на него был очевиден: потому что сейчас я был слабой развалюхой, которая училась заново ходить.

Одно из главных достижений весны заключалось в том, что я наконец-то начал выбираться на завтрак на своих двоих. Пусть и с длинной тростью, что служила мне опорой, но я научился довольно резво ковылять по коридорам дома Бальдура. Первое время Тики от меня не отходил, но когда раб убедился, что я нигде не упаду и не расшибусь насмерть, я обрел некоторую независимость и свободу перемещений.

Но мой день начинался далеко не с завтрака. Я просыпался немного после рассвета — когда солнце только-только начинало пробиваться сквозь ставни — кое-как одевался и шел на задний двор, к Витати.

Многое могло измениться. Город, страна, мой статус, даже небеса могли рухнуть, но келандка никогда не пропускала своих тренировок. Только вместо того, чтобы размахивать саблей самому или нарезать круги, теперь я сидел на небольшом крылечке, наблюдая за тем, как дочь Степей занимается одна.

Мы не говорили, Витати, казалось, вовсе не замечала моего присутствия, но шум песка под мягкими туфлями, что носила винефик, свист рассекаемого сталью воздуха и короткие вдохи и выдохи меня успокаивали. Возвращали в прошлое, когда я и сам был частью этого ежедневного процесса.

Сегодня я справился с пуговицами быстрее обычного и успел на разминку. Привычно усевшись на каменную ступень и опершись спиной о колонну, поддерживающую невысокий козырек крыльца, я наблюдал, как Витати, словно кошка, выгибается и растягивается перед занятием. Выпад вперед на колено, потянуть вперед руки и мышцы спины, сменить ногу, повторить растяжку… На третий круг по двору келандка упала на землю и, упершись локтями в песок, замерла, вытянувшись над землей в струну.

Я видел, как бугрились мышцы на спине и плечах винефика — это было видно