Эйнар не стал стоять над кроватью, ожидая что дядя проснется и остановит его. Он был как безумец, полыхал жаждой отмщения и гневом – рванулся к мирно спящему Авелю и полоснул его ножом по горлу. Полоснул со всей силы – но на бледной коже лишь выступила пара капель крови. А дядюшка очнулся, отпихнул растерявшегося Эйнара, и нож со звоном выпал на голую плитку. Эйнар обмер от страха, вспомнил охоту, бедного лосенка – и чувствовал, что и в него сейчас вонзятся клыки, грядет расплата.

Но дядя его обнял. Зашептал – глупый мальчишка, бедный мой мальчик, и Эйнар впервые расплакался перед ним.

А потом пришел маг, Хранитель – дядюшкин приятель, периодически заглядывающий на Нортейл. Они что-то долго обсуждали, пока Эйнар оцепенев сидел на кровати – то ли скованный чужим заклинание, то ли собственной беспомощностью, сидел – и заснул....

...и проснулся уже у обрыва.

Лежал прямо на земле, у самого края, и, казалось, шевельнись он неудачно во сне – упал бы и умер. Эйнар был закутан в меха, да и утро выдалось теплым, но леденящие тиски страха сжимали его. Ведь дядя был рядом, сидел и смотрел так пристально – толкнет рукой, убьет, и скажет всем, что несчастный случай, что погиб наследник, горе-то какое.

Но дядя только говорил, говорил, говорил – о доверии, о благодарности, о прощении... Говорил, а меж тем, пришел Гарт, старый конюх с большой корзиной в руках, посмотрел неуверенно на Эйнара, на Авеля, и принялся методично, одного за другим скидывать новорожденных щенков в пропасть. Белоснежных, прекрасных щенков – столь долгожданный удачный выводок, благодаря которому можно было вернуть славу псарне Телламонов. Одно “но”, кабель, от которого ощетинилась сука, был слишком буйным и болезненным – щенки лишь пока были идеальны, а вырасти из них что угодно может.

Дядя наглядно показал, чем готов пожертвовать.

Дядя затем впервые надел повязку на глаза Эйнара.

Эйнару этого было достаточно. Сейчас Эйнар считал, что этот символизм в каком-то смысле даже красив, и остановись Авель на этом – на простых беседах, на многозначительно убитых животных, даже на этом проклятом танценце над пропастью – ничего бы не изменилось.

Но Авель лор Телламон струсил. Решил перестраховаться – и заставил  напоследок перепуганного подростка коснуться клятвенного камня с простым обещанием  – “я не убью Авеля лор Телламона”. А потом его дружок-Хранитель  пришел и запечатал Эйнару это воспоминание. Клятва о которой не знаешь, нежданная смертельная расплата за победу, и дядя, как не крути, окажется в выигрыше – даже погибнув от руки племянника.

Подло. Низко. Трусливо.

Эйнар понимал, что просто.... разочарован. Он не мог не восторгаться тягой Авеля к рискованным планам, он невольно всегда стремился брать с него в этом пример, научился наслаждаться этим чувством хождения по краю, высокими ставками. Всегда был готов с достоинством принять проигрыш и уважать победителя. А вот дядя – нет.

К тому же, даже забытая клятва создает в разуме давшего ее некий блок. Срабатывает инстинкт самосохранения и находится тысяча отговорок, чтобы не позволить себе нарушить ее. Параноидальное завещание дяди, где оговорены десятки вариантов его кончины и их последствия для Эйнара, честь и честность, игра и задачка с намеренно усложненными условиями, просто, чтобы было интересней – все эти такие логичные доводы оказались всего лишь неосознанным  механизмом самозащиты.

Но какая к морской бездне разница? Он все равно рискнет, все равно расправиться с ним... не отступать же сейчас, когда почти все готово?

Любую клятву можно обмануть, тем более такую простую, без оговоренных деталей... Авель лор Телламон умрет – но фактически Эйнар будет к этому совершенно не причастен. Всего лишь неудачное стечение многих обстоятельств. Обстоятельств косвенно созданных Эйнаром, да... но суть в том, что они могут не случиться – равнозначные шансы, никакой определенности...

Так ведь?

А то, что ставка в этой игре – жизнь, только распаляет азарт.

Тот, о ком Эйнар думал, наконец соизволил почтить голодного племенника вниманием. Авель выглядел идеально – белые волосы, чуть короче Эйнаровых, аккуратными локонами лежали на меховом воротнике бордового плаща, на лице – вежливая улыбка, в глазах – холод.

- Эйнар, мой мальчик, - улыбка стала чуточку шире, а холод в глазах – чуть пронзительней. – Как я рад тебя видеть… Прости за столь грубую задержку – не успевал уладить все дела перед отъездом.

Он небрежно расстегнул плащ, сбросил его на спинку кресла, словно какой-то простолюдин. Сел напротив Эйнара и сразу же ухватил бокал с белым вином.

- Куда на этот раз? – полюбопытствовал Эйнар, будто ни в чем не бывало. Потянулся за долгожданным блюдом с морским ассорти.

- И вновь на Пинион… а официально – на воды, подлечиться.

- Может, настала пора поделиться и со мной деталями своих межмировых связей? – нагло предложил Эйнар. – Все же меня ждет Академия…

На лице Авеля ничего не отобразилось, но вилку он сжал слишком крепко – побелели костяшки пальцев, и Эйнару ухмыльнуться захотелось от злорадного удовольствия. Надо же, он и не ожидал, что дядя так разозлится нарушению своих торговых планов.

Монополия Совета и самой Владычицы на торговлю с Орной Авелю вовсе не была нужна – это лишало всех вероятных преимуществ и возможности быть первым в этом не совсем чистом деле, обесценивало связи и, быть может, нарушало уже заключенные договоры. Хитрейший Авель ничего не мог поделать с тем, что он будет лишь одним из многих лоров, таким же как и все – лишенным дозволения торговать напрямую.

А вот сам Эйнар войдет в род Холтов, и будет делать, что пожелает. Ну а род Телламонов когда-нибудь продолжат его с Соллит сыновья, что чистоту породы изрядно подправит – и это Эйнара все-таки искренне радовало. Но это будущее, а сейчас в его роду лишь двое, и когда Эйнар сыграет свадьбу, низменным главой будет Авель. Но быть родственником живого мужа Владычицы – значит окончательно лишиться права вступить в Мудрейший Совет – какой-никакой, но принцип ограничения власти. Хотя этого права дядя был лишен еще в юности – за неосмотрительность, как говорилось официально. Но Эйнар так и не сумел узнать подробностей мутной истории, из-за которой Авель лор Телламон решил достигнуть власти путем убийства родного брата и опекунства над перспективным наследником.

А тут теперь этот наследник, кусает руку кормящую, ласкающую и еще что-то требует.

– Я сумел узнать несколько имен... имен твоих будущих сокурсников и потенциальных