мычит мне в губы, пытается извернуться, оттолкнуть. Но я слишком голоден, чтобы отступить. Слишком разъярён и унижен, чтобы думать о том, что сам кого-то унижаю.

Она заслужила это.

В следующее мгновение меня оглушает металлический привкус во рту, который смешался со вкусом солёных слёз...

Боли от укуса я не чувствую.

Потому что душевная гораздо сильнее физической?..

Взревев, как раненый зверь, я подскакиваю с кровати и начинаю крушить все те вещи, что попадаются под руку. Внешний звук треска мебели заглушает то, как внутри меня ломаются кости, как на мелкие лоскутки рвётся душа.

Оказывается, она у меня есть.

Была.

Лейн умудрилась не только разочаровать меня, но и сделать мне настолько больно, что я едва не стал настоящим монстром, способным на насилие.

Как мой отец...

Я резко останавливаюсь и, тяжело дыша, разворачиваюсь к Лейн. Девчонка уткнулась в спинку кровати, обняв колени руками. Её трясёт от крупной дрожи. Взгляд затравленный и несчастный. Под глазами чёрные потёки от косметики. А на губах моя кровь.

Почему мне до сих пор невыносимо сильно хочется её защитить? От собственного праведного гнева?

— Ты исчезнешь из моей жизни, поняла? — хрипло приказываю я. — Не оставишь и намёка о том, что когда-то в ней присутствовала. Никаких случайных встреч, Лейн, иначе...

— Дилан, прошу...

— Заткнись, — холодно бросаю я. — Мне не нужны твои лживые оправдания. Ты всё поняла? Увидишь меня — беги в другую сторону. Потому что, если я увижу тебя — тебе конец.

Я разворачиваюсь и иду вон.

— Я больше не смогу быть упорной, слышишь? — рыдает она навзрыд за моей спиной. — У меня не будет прежней смелости для того, чтобы тебя вернуть!

Я с силой сжимаю ручку двери, замерев на пороге, а Лейн продолжает рыдать:

— Я давно отказалась от спора, и у меня нет других причин быть такой же отважной, чтобы попытаться растопить твоё ледяное сердце. Я трусиха, Дилан. Ты должен это знать, прежде чем навсегда закроешь за собой дверь...

— Правильно делаешь, что боишься, — ровно говорю я, не оборачиваясь, и ухожу.

Довольно.

Я был дураком, решившим, что заслуживаю чьей-то любви. Обманувшимся, что сам способен любить.

Нет.

Чудовищ расколдовывают лишь в сказках.

Глава 26. Мелисса: судьба — та ещё стерва

Мне просто нужно всё рассказать. Признаться. Покается во лжи и попросить прощения за обман. Так будет правильно. Так я смогу дышать полной грудью.

То, что я рассказала Ронни про ожог, и мне стало гораздо легче — прямое тому доказательство.

Я резко выдыхаю и решительно открываю входную дверь в дом. Кричу из коридора:

— Мам, пап? Вы дома?

— Мы в гостиной, милая, — откликается мама Маргарет, я слышу в её голосе осторожность и хмурюсь.

Захожу в гостиную и вижу родителей, сидящих на диване напротив кресла, в котором сидит Хьюго. Я озадачиваюсь ещё сильней, — брат не частый гость в этом доме, если не считать воскресных обедов. Впрочем, решительность затмевает недоумение, и я киваю собравшимся:

— Хорошо, что и ты здесь, Хьюго — мне нужно кое-что вам рассказать.

— Нам тебе тоже, — глухо откликается брат.

Мама бросает на него тревожный взгляд, отец Коллинз устало прикрывает глаза.

Что бы это ни было, я должна выступить первой. Иначе, могу слабовольно передумать. Я набираю в грудь воздуха и быстро говорю на выдохе:

— Я обожаю рисовать, это то, чем я жила, живу и буду жить. Потому я подала заявку в КелАрт, потому сбегала по ночам и рисовала граффити за деньги, нарушая закон. Чтобы заработать на обучение. Я лгала вам, что занимаюсь уроками с отстающими одноклассниками. Все карманные деньги, что вы мне давали я либо тратила на краски и холсты, либо откладывала. С зарплатой разносчицы газет я поступала так же. — Я перевожу дыхание и заканчиваю: — Я вовсе не та, какой вы меня видите. Всё это время я притворялась послушной девочкой. Я очень раскаиваюсь в том, что обманывала вас. Пожалуйста, простите меня.

В комнате воцаряется тишина, и лишь Хьюго тихонечко усмехается. Я поднимаю на него глаза и вижу, как он мне одобрительно кивает.

— На-нарушала закон? — прерывает молчание взволнованный голос мамы. Она с тревогой смотрит на сына и спрашивает: — Хьюго, то, что делала твоя сестра, серьёзно? У неё могут возникнуть проблемы?

Что?.. Она не злиться, а... переживает?..

— Мама, я обманывала вас с папой, — напоминаю я.

— И мы с твоей мамой страдали из-за этого, дочка, — поднимается на ноги отец Коллинз. Он ловит мой виновато-ошарашенный взгляд и поясняет: — Не из-за обмана, Мелисса. А из-за того, что ты выбрала именно этот путь. Скажи, где мы допустили ошибку? Каким образом дали тебе понять, что ложь — единственный выход?

— Вы... вы всё знали?

— Далеко не всё, милая, — отвечает мама. — Но мы догадывались о том, что ты что-то скрываешь от нас. И не вмешивались, чтобы не беспокоить тебя. Нам просто хотелось, чтобы ты росла здоровой и счастливой.

— А каждый человек сам выбирает то, что делает его счастливым, — замечает отец.

— Боже... — выдыхаю я и, больше не в силах стоять на ногах, опускаюсь на диван. — Всё это время... Я могла... — Я замолкаю и во все глаза смотрю на родителей. Через мгновение восклицаю: — Но вы так радовались тому, что я спокойная и послушная! Тому, что со мной не будет ожидаемых проблем! Что я не сорванец, как вам рассказывал обо мне мой родной папа!

Родители озадаченно переглядываются, и мама пересаживается ближе ко мне. Берёт меня за руки, сжимает мои пальцы своими и осторожно говорит:

— Значит, это мы должны просить у тебя прощения. За то, что ввели тебя в заблуждение. Я не знаю как и когда мы это сделали, но мы с отцом Коллинзом никогда не хотели, чтобы ты подстраивала себя под нас. Это правда, милая. Прости нас, пожалуйста.

— Но...

Я не знаю, что сказать. Не знаю, что думать... Осознание, что я сама придумала причины для лжи — обескураживает. Переворачивает всё вверх дном.

Столько лет притворяться без какой-либо надобности!

Что это говорит о моих умственных способностях?.. То, что я первоклассная дура!

— Это наша общая вина, Мелисса, — с теплотой в голосе замечает отец Коллинз. — Слово Божье говорит: