рту, смотрел ей в глаза. Одного укуса было достаточно, чтобы проколоть кожу. Одно резкое движение, и он провел большим пальцем над ее бокалом с вином.

Мэв зачарованно смотрела, как капля крови упала в ее бокал.

— Это не обратит тебя, — сказал он. — Я знаю, о чем ты думаешь. По слухам кровь вампира превращает человека в монстра, как мы. Но это работает не так. Выпивая нашу кровь, ты ощутишь себя как после бокала вина натощак.

— Это безопасно? — спросила она, глядя ему в глаза так, словно глаза могли раскрыть любую ложь.

— Если бы это было не так, я бы никогда не просил тебя об этом, — выражение его лица стало почти лихорадочным, он жадно следил за каждым ее движением.

Она не должна была. Выпить кровь вампира было всем, чего боялась Беатрис, и даже больше. Но… Она хотела. Мэв не могла удержать руку, поднесла бокал к губам, и она не могла удержаться, выпила жидкость с большим рвением, чем раньше.

На этот раз, облизнув губы, она прошептала:

— Теперь это божественно.

Его резкое рычание было ее единственным предупреждением, прежде чем он подхватил ее на руки и выбежал из гостиной.

ГЛАВА 24

Он знал, что это был монстр в нем. Он знал, что забирать ее в свою комнату после того, как он убедил ее выпить кровь, было худшим решением. Она заслужила сделать выбор и знать, чего он хотел от нее. Она заслужила правды.

Но он думал о книге, которая заявляла, кто нужно совершить все грехи перед ее обращением. Она только что совершила худший.

Обжорство.

Питье крови вампира вычеркнуло этот грех из списка, и теперь их осталось мало. Всего несколько, и он скоро осуществит еще один. Похоть. Небеса, он знал, что вожделение, которое он испытывал к ней, было всепоглощающим и даже ужасающим.

Мартин хотел поглотить ее. Ему потребовались все силы, чтобы не остановиться посреди зала, прижать ее к стене и добиться с ней своего. Он не мог думать рядом с ней. И уж точно он не мог быть джентльменом, когда она была в его объятиях, словно какая-то богиня, упавшая в глубины его ада.

Она провела рукой по его шее, поворачивая его лицо, чтобы он посмотрел на нее сверху вниз. И он не мог вынести того, как красиво она выглядела. Как прекрасна она была в его объятиях.

— Не думаю, что хоть один человек в моей жизни не назвал бы меня сумасшедшей за то, что я даже подумала о том, чтобы переспать с тобой, — сказала она, и ее голос разнесся по коридорам. — И нет в этом мире человека, над которым бы смеялись за то, что он умолял меня остановиться.

Хотя он знал, что не должен этого говорить, он не мог держать рот на замке.

— Ты пожалеешь об этом утром, если не остановишь меня.

— Я не собираюсь просыпаться утром, поэтому боюсь, что не смогу вспомнить, что произошло, если только мне это не приснится, — мягкие губы Мэв изогнулись. — И я очень надеюсь, что мне это приснится, иначе мне придется предположить, что твоих талантов в спальне катастрофически не хватает.

— По прошествии сотен лет я бы сказал, что мои таланты, вероятно, лучше, чем у тех, с кем ты сталкивалась раньше, — Мартин осторожно поставил ее на ноги перед дверью своей спальни. — Надеюсь, не будет оскорбительным предположить, что ты сталкивалась с подобным раньше.

Она выпятила бедро, как в первый раз, когда пыталась соблазнить его. Способ, который полностью поглотил все его существо.

— О, дорогой, разве я похожа на девушку, которая сдерживала себя от того, чтобы испытать все прекрасные вещи в жизни?

— Хорошо, — это все, что он смог выдавить с рычанием, сорвавшимся с его губ.

Сотни мыслей пронеслись в его голове. Что ему не придется быть с ней таким нежным, если она делала это раньше. К ней прикасался другой мужчина, и он хотел сжечь это воспоминание из ее памяти. Он должен был доказать, что достоин ее, и намеревался поклоняться каждому дюйму ее кожи до того, как солнце взойдет на горизонте.

Прежде чем он смог снова дотянуться до нее, Мэв открыла дверь в его спальню и проскользнула внутрь. У него не было выбора, кроме как следовать за ней, словно в оцепенении.

Или во сне.

Ибо, когда он открыл дверь и вошел в свою спальню, там стояла богиня со спичкой в ​​руке, и теплый свет свечи уже сиял за ее плечами.

— Развяжи мое платье, — приказала она.

Он был недостаточно силен, чтобы отказать ей.

Мартин прошел через комнату и схватил шнурки на спине ее платья. Он распутал их с быстротой, которая притягивала ее к нему каждым узлом, который боролся с ним. Но достаточно скоро он скинул тяжелую ткань на пол у ее ног.

Он не мог дышать. Было благословением, что ему не нужно было дышать, чтобы остаться в живых, потому что момент настал. Момент, от которого ему пришлось сдерживать себя, и в то же время ему больше не нужно было отказывать себе.

И почему он должен был отказывать себе, когда она охотно предлагала все, чем она была? Все, что она хотела, чтобы он взял?

— Я не уверен, что ты действительно хочешь это сделать, — сказал он в последний раз. Он должен был предложить ей шанс уйти. Он должен был.

Мартин не хотел вспоминать об этом всю оставшуюся вечность, задаваясь вопросом, взял ли он то, что она не хотела давать. Что, если она делала это только потому, что боялась вампира? Что иначе он убьет ее?

Она подняла руку и сжала воротник нижнего платья. Ожерелье боролось с ее движениями лишь мгновение, прежде чем хлопчатобумажная ткань соскользнула с ее плеча. Она зацепилась за выпуклость ее груди, но его это мало заботило. Все, на что он мог смотреть, это лебединая колонна ее шеи и биение ее пульса под острыми очертаниями челюсти.

— Я хочу тебя, — прошептала она. — Я хотела тебя с тех пор, как увидела, как ты наблюдаешь за мной в башне, так высоко, будто ты застрял в той башне. Я хотела тебя, когда ты сказал мне, что после всего этого времени ты все еще можешь чувствовать себя одиноким.

Возможно, она была не