Роман.

А я, оказывается, умею ревновать. Вот это новости, в самом деле. Кто бы мог подумать, что ещё и настолько сильно.

– Кто он? – спрашиваю, когда Ксюша устраивается на соседнем сидении и пристёгивает ремень.

Я достаточно услышал, чтобы понять: тот хмырь – не случайный пассажир. Только кто он такой? И какого хрена хотел на самом деле?

– Мой бывший, – говорит без запинки и смотрит на меня открыто и честно. А ещё с вызовом.

Вот так и думал. Этого только не хватало.

– Как интересно, – хмыкаю и завожу мотор.

Перед глазами мелькает вовсе не дорога, а вспышками образы, как это дерьмо пыталось влезть в такси. О шансах каких-то говорил, ушлёпок. Всего разговора я не слышал, но и тех обрывков мне вполне хватило, чтобы взбеситься. Впрочем, как только увидел Ксюшу в машине и этого утырка рядом, чуть лёгкие от неожиданности не выхаркал.

Я не знаю, где нашёл в себе силы, чтобы не пригладить его лощёной харей асфальт. Его спасло, что он убрался скоренько.

– Если тебе действительно интересно, то всё расскажу. Только не надо хмыкать и мысли в голове гонять. – Ксюша смотрит строго впереди себя, а руки сцеплены на коленях в замок. Она напряжена так сильно, что на лице ни один мускул не дрогнет, а костяшки тонких пальцев побелели до синевы. – Мне от тебя скрывать нечего.

Чтобы догадаться, что она на пределе, достаточно одного взгляда, и я резко выворачиваю руль вправо, сворачивая в первый попавшийся двор.

Нам определённо нужно поговорить, но я не могу в таком состоянии вести машину – без аварии не обойдётся. Для начала нужно хоть немного успокоиться, но руки, лежащие на руле, мелко подрагивают от переливающейся через край ярости.

Только на кого я злюсь? На Ксюшу? Нет, точно не на неё. Я не дебил, я прекрасно понимаю, что у женщины её красоты и ума были отношения до меня. У меня же они тоже были, в конце концов. Тогда откуда эта злость?

Или это страх? Страх, что меня снова оставят одного в тёмной комнате, и на этот раз я не смогу выбраться. Он вернулся, мать его, вернулся.

– Что он от тебя хотел? О каком шансе говорил? Помириться хочет?

Я выдавливаю из себя слова, а они выжигают собой дыру в горле. Кислота, а не слова – едкие, горькие. А мысли в башке и того хуже.

– Мне всё равно, чего он хочет.

И я верю ей, но только от одной мысли, что кто-то, кроме меня, решил прикоснуться к ней, выворачивает наизнанку. Да что ж за вспышки-то такие во мне, и в душе лесные пожарища.

– И тем ни менее. Я угадал? Помириться хотел?

– Да. Он просил об одной встрече, хотел доказать, что я зря его бросила. На Мальдивы поехать предлагал. – В голосе неприкрытая ирония, и я шумно выдыхаю. – Я не знаю, как долго ты там стоял и что слышал, но мне ничего от него не нужно.

– Я верю, – выдыхаю, а лёгкие сводит судорогой, словно из них выкачали весь кислород разом.

– Он ещё букет сегодня мне принёс. Через Риту передал.

Вот это вообще уже полная хрень. Только соперника с трогательным букетиком под мышкой мне и не хватало.

– И что с букетом? Поставила на видное место? Любуешься?

Зачем я вот это говорю? Откуда это во мне? Но слова будто сами вылетают наружу, и я не знаю, как это всё прекратить. Ревность, злость, даже ярость скручивают душу узлом, не распутать.

– Выбросила букет.

– Не понравились?

Но не дожидаясь ответа, я распахиваю дверцу машины и выхожу на улицу. Мне нужно проветриться, потому что боюсь наговорить какого-то дерьма, за которое потом вовек не расплачусь.

Меня окутывает тишина, и я лишь ощущаю биение своего сердца.

Не знаю, сколько времени отведено моему одиночеству, но раздаётся хлопок, и лёгкие шаги за спиной подтверждают, что Ксюша рядом.

Я не вижу её, но чувствую, кажется, каждым нервным окончанием, каждой клеткой. Вокруг плотная тьма, в которой мне до головокружения тесно. Все мои страхи сплелись сейчас и соединились в один огромный комок, и я задыхаюсь. В груди что-то жжёт, и я снова чувствую себя маленьким шестилетним мальчиком, которого оставили одного.

Иногда я так явственно слышу звук проворачиваемого с той стороны замка. В такие моменты снова готов плакать и биться в густой тьме, стучать в дверь, пытаясь докричаться до той, что однажды уже бросила меня. Я так и не смог простить мать, не сумел найти в себе силы, чтобы забыть то, что она сделала со мной однажды ради своего удовольствия. С тех событий прошло почти тридцать лет, но я так и не понял, как можно ради какого-то члена оставить своего ребёнка одного.

От этого дерьма и его последствий у меня так и не получилось до конца избавиться. Мне тридцать пять, а я боюсь темноты и внезапного одиночества. Я боюсь, что те, кого я слишком глубоко впущу в свою душу, кому безоговорочно положу своё сердце на ладонь, снова запрут дверь с той стороны и исчезнут.

Наверное, как бы не притворялся кем-то другим, всегда останусь брошенным шестилетним мальчиком, изломанным и несчастным.

И тут до меня доходит, что Ксюша – не просто женщина, с которой мне хорошо и приятно. Она много большее, самое важное для меня, необходимое. Как так вышло? Почему так быстро? Но разве на эти вопросы возможно найти хоть один логический ответ?

Ксюша тихо подходит сзади и кладёт руки на мою талию. Носом упирается между лопаток, и говорит-говорит, что ей не нужен никто. И что счастливее не была раньше. Я резко разворачиваюсь и обхватываю её лицо руками. Мне важно видеть её глаза – в этой тьме только они смогут спасти. Как два огромных маяка, они протащат мой идущий ко дну корабль к берегу.

– Если он ещё раз появится, я ему ребро сломаю. И стану ломать каждый раз новое, если не исчезнет с горизонта.

– Не надо, – тихо просит и тянется к моим губам. Жадная до моих поцелуев, отзывчивая и смелая.

Чёрт, я, кажется, окончательно расклеился, словно в какой-то момент устал стоять прямо, а мой внутренний стержень дал трещину. Но одно я понимаю чётко: пока Ксюша рядом, я не сломаюсь. Мы – одинаковые, вылепленные из одного теста, недолюбленные дети.

– Я, наверное, сошёл с ума, но ты только моя. И никакому дерьму я тебя не уступлю. Понимаешь меня?

– А ты? Ты только мой? – Этот вопрос, как красной нитью, прошит болью и разочарованием. – Потому что… я на хочу, когда есть ещё кто-то. Это мерзко.

Мне кажется, что Ксюша готова разреветься. Мы мало говорили о прошлом, живя настоящим всё это короткое время, что есть друг у друга, но, похоже, нам обоим есть чего бояться.

Но вместо слов и пустых, ничего не значащих обещаний, я просто целую Ксению. Наверное, если бы мне суждено было выбрать момент своей смерти, я бы захотел ту роковую минуту провести именно так.