На протяжении двадцати километров от аэродрома до резиденции губернатора, куда направляются гости, люди стоят по обе стороны дороги сплошной стеной во много рядов. Непрерывно раздаются гулкие протяжные звуки: это девушки дуют в большие морские раковины, приветствуя гостей. В машины сыплются дождем цветы.

Бенгальские журналисты рассказывают, что никогда еще за всю историю Калькутта не знала столь массовой, горячей и яркой демонстрации. Гости уже час находятся в резиденции губернатора, но колоссальнейшая толпа, запрудившая весь центр города, до сих пор не расходится. Шум приветственных оваций доносится сюда, как морской прибой.

Со всею искренностью и темпераментом, им присущим, народы Индии выражают свои задушевные, дружественные чувства к Советскому Союзу. Не далее как вчера вечером, на приеме, губернатор штата Мадрас напомнил, что уже в 1905 году народы Индии и России объединяла в борьбе общность целей — освобождение от гнета эксплуатации и завоевание свободы. Ту же мысль выразил двумя днями ранее в своем выступлении в Бангалоре главный министр штата Майсор. Он подчеркнул при этом огромное влияние Великой Октябрьской революции на развитие национально-освободительного движения в Индии и в других странах Азии.

Чтобы полностью понять значение таких высказываний, следует вспомнить, что они исходят от людей, весьма далеких от нашей идеологии и предпочитающих иные пути социального развития. И то, что в эти дни здесь с такой сердечностью говорят об общности судеб советского и индийского народов и о влиянии Октября, свидетельствует о многом.

2 декабря

Вот мы и в Бирме. Используя редкие свободные минуты, спешим познакомиться с обликом столицы Бирманского Союза, с ее жизнью, экономикой, с ее памятниками старины.

На улицах Рангуна, население которого превышает семьсот пятьдесят тысяч человек, и днем и вечером жизнь бьет ключом, — люди привыкли проводить почти целые сутки вне дома. Повсюду торгуют с лотков фруктами: тут дурьян, папайя, манго и другие плоды тропиков, распространяющих по городу сладкий аромат. Продают с лотков и самодельные толстые сигары.

Вчера вечером мы совершили прогулку по улицам Рангуна. Знакомясь с центром города, шагали по разбитым осколками японских, английских и американских бомб ветхим тротуарам. Заглянули на пыльные и грязные базары бирманской столицы — такие же, как и в Абадане, Бангкоке или Сингапуре, с их убогими харчевнями под открытым небом и ларьками, весь товар которых можно купить за несколько медяков. Поднимались по ступеням давно не ремонтировавшихся перенаселенных старых домов, по лестничным клеткам которых шмыгали жирные голохвостые крысы и бродили тощие псы. Видели бездомных людей, спавших под окнами большого магазина, в сверкающих витринах которого были выставлены американские стиральные машины и электроприборы, вряд ли находящие много покупателей в этом городе. Видели и нищих.

Все это здесь пока еще существует — бедность, житейские трудности, непреодоленные последствия тяжелой войны, страшные следы колониального гнета. Но решающее значение в жизни всегда имеет не то, что принадлежит прошлому, а то, что возвещает будущее. И гораздо знаменательнее в условиях Бирмы не эти горькие факты, унаследованные от вчерашнего дня, а совсем иные — ну хотя бы такие: большинство населения здесь уже владеет грамотой. В городе издается свыше десяти газет на бирманском языке, несколько газет на индийском и китайском языках и четыре газеты на английском; успешно работает университет, насчитывающий шесть факультетов, на государственные средства сооружена и введена в строй новая прядильно-ткацкая фабрика...

Именно такие факты, возвещающие большое будущее Бирмы, привлекают к себе в первую очередь внимание объективного наблюдателя, который приезжает в страну не для того, чтобы пересчитывать мусорные кучи и тыкать в них пальцем, а для того, чтобы присмотреться к жизни народа и подумать о том, в каком направлении развиваются события.

Сегодня утром мы побывали у могил борцов за независимость Бирмы — вождя национально-освободительной борьбы Аунг Сана и его соратников, погибших под пулями наемных убийц 19 июля 1947 года. Их мавзолей, именуемый Могилой мучеников, помещается в небольшом парке, почти в центре города. Здесь на невысокой платформе, под широкой крышей, поддерживаемой многочисленными колоннами, покоятся семь надгробных плит. Посредине — самая большая плита. Под нею — прах Аунг Сана.

У входа в мавзолей мы увидели пожилую женщину — вдову У Ба Чу, который был министром информации в кабинете Аунг Сана и погиб вместе с ним от пуль наемных убийц. Сейчас вдова У Ба Чу — член общественного комитета, осуществляющего уход за мавзолеем. Она почти каждый день бывает здесь...

Мы медленно проезжаем по живописному, изобилующему парками району, в центре которого находится мавзолей. Вот бронзовый памятник Аунг Сану. Герой национально-освободительной борьбы изображен в живой, выразительной позе: он выступает на митинге, оживленно жестикулируя перед внимающей ему толпой. Таким запомнили его соотечественники, таким он и сейчас живет в их памяти.

А вот и древнейший буддийский храм Бирмы — всемирно знаменитая пагода Шве-Дагон. Пагода — непременный элемент бирманского пейзажа. Куда бы в этой стране вы ни направились, обязательно увидите остроконечные шпили пагод, больших и маленьких, богатых и бедных, похожих то на роскошные дворцы, то на крошечные придорожные часовни. Буддийская религия все еще играет очень важную роль в жизни Бирмы, а многочисленное монашество имеет здесь большое, всестороннее влияние.

По закону буддизма, каждый верующий бирманец обязан в молодые годы пробыть хотя бы неделю в буддийском монастыре. После этого он вправе вновь вернуться к светской жизни, но, если пожелает, может остаться монахом на всю жизнь. Большинство школ, особенно в сельских местностях, находится в руках монахов.

Приближаясь к пагоде Шве-Дагон, мы видели на дорогах много бритоголовых людей в оранжевых мантиях, перекинутых через плечо, с черными лакированными сосудами в руках. Они шли собирать пропитание себе и своим братьям по монастырю. Буддийское учение требует, чтобы монахи на протяжении всей своей монашеской судьбы жили только подаянием. Им разрешается иметь лишь четыре предмета: кусок оранжевой ткани, в которую монах заматывает свое бренное тело, сандалии, зонт, спасающий его бритую голову от солнцепека, и черный лакированный горшок, в который он складывает подаяние.

Пагода Шве-Дагон расположена на холме, и поэтому где бы в Рангуне вы ни находились, отовсюду вы видите днем ослепительно сверкающий золотой шпиль, а ночью — гирлянды разноцветных электрических лампочек, спускающиеся со шпиля. Этой пагоде две с половиной тысячи лет. Она много раз перестраивалась, расширялась и сейчас представляет собою грандиозное сооружение, главная башня которого достигает высоты в сто метров. Уважая местный обычай, гости снимают обувь у входа