когда он станет действовать против нас». Этот момент настал. «Плохая услуга германской партии, если мы не укажем ей на существование правого крыла», — заявил он на заседании ИККИ 4 апреля 1921 года. Представитель Правления КПГ Курт Гейер не остался в долгу, ответив, что речь идет не о скрытых оппортунистах, а о старых и проверенных кадрах, которые неоднократно выступали против путчистских настроений, видя в них путь в тупик. «Хотя товарищей Радека и Зиновьева трудно заподозрить в любви к сектантской партии, однако та борьба, которую они ведут против мнимого правого крыла, должна неизбежно повести к развитию сектантства»[399].

Силы были неравны, и чуда, подобного исходу борьбы Давида и Голиафа, не произошло. Стремясь отвести от себя удар, Радек в течение нескольких дней написал объемистую брошюру против Леви, послесловие к которой было датировано 1 мая 1921 года. История ренегатства «левитов» описывалась в том же самом духе, в котором будет развиваться сталинская идеология показательных процессов: враг партии — враг изначально, он лишь долгое время маскируется, скрывая свою гнусную личину.

Согласно легенде, придуманной Радеком, его недавний соратник в корыстных целях втерся в доверие к Розе Люксембург, а возглавив компартию, оказался ни к чему не способным нытиком, который постоянно саботировал решения Коминтерна. Единственный упрек, который Радек адресовал самому себе, — он не сразу разглядел, что имеет дело с «политическим резонером, а не революционным борцом». Брошюра завершалась недвусмысленным ультиматумом в адрес тех партийных функционеров, кто скрытно или явно поддерживал свергнутого вождя: в Германии «для партии левых независимцев или правых коммунистов уже не осталось места»[400]. Ядовитый тон публицистики подобного рода вызвал возмущение только у Клары Цеткин[401], но ее мнение уже мало кого волновало.

2.12. Идея единого рабочего фронта

В своей брошюре, посвященной итогам Третьего конгресса, Зиновьев начал готовить компартии к признанию неприятных реалий — революционный кризис первых послевоенных лет закончился, нужно начинать длительную организационную работу по завоеванию на сторону коммунистов большинства рабочего класса[402]. Радек, прочитавший рукопись, написал Председателю ИККИ, что говорить о масштабном повороте Коминтерна «по существу неверно и тактически очень неудобно»[403].

Ситуация в Европе изменилась уже в 1919 году, сразу же после завершения демобилизационного кризиса, и политические оппоненты поставят в упрек коммунистам то, что они признали очевидные истины с таким опозданием. «Друзья же слева заявят, что прав был Троцкий, когда характеризовал работу Третьего Конгресса как тактику отступления».

Радек явно лукавил, когда утверждал, что в политическом плане Третий конгресс был простым продолжением Второго и не изобрел никакой новой тактики коммунистов. Перемена курса была налицо, и ее отстаивал сам Ленин, ссылаясь среди прочего на Открытое письмо КПГ. «Я от своего ребенка, от тактики Открытого письма ничуть не отказываюсь», — подчеркивал Радек, прекрасно понимая, что его акции в Коминтерне после завершения конгресса резко выросли. Естественно, о вкладе Пауля Леви в разработку новой тактики после того, как тот был объявлен ренегатом и исключен из КПГ, предпочитали не говорить.

Критические замечания К. Б. Радека на пафосную оценку итогов Третьего конгресса, данную Г. Е. Зиновьевым

15 сентября 1921

[РГАСПИ. Ф. 324. Оп. 1. Д. 553. Л. 9–10]

Леви, а заодно и чех Шмераль были упомянуты Радеком только в негативном плане как представители политического течения, называющего себя коммунистическим, но так и не ухватившего сути большевизма. «Более опасно то место, в котором Вы обращаетесь против фразы о давлении на массы. Коммунизм всегда давит на массы. Вопрос только, как. Если Вы Ваше замечание оставите в форме, как уже сделали, то оно вызовет впечатление, что Вы вполне сбиваетесь на точку зрения Леви и Шмераля, именно на ту точку зрения, что партия может вести рабочие массы в бой только тогда, когда имеет за собой большинство… Я думаю, что эта точка зрения приговаривает нас к роли партии чистой пропаганды и агитации»[404].

Тональность и содержание письма от 15 сентября 1921 года показывали, что Радек не просто вернулся на позицию «второго лица» в иерархии всемирной партии коммунистов, но и получил себе в вотчину оперативное управление германской компартией. На первом же заседании ИККИ после завершения Третьего конгресса Радек и Зиновьев схлестнулись при обсуждении практики отправки за границу эмиссаров с чрезвычайными полномочиями. Зиновьев согласился с тем, что в данной области сохраняется произвол, но свел проблему к самоуправству отдельных лиц. «Некоторые из наших людей, отправляющихся за рубеж для выполнения какого-нибудь технического задания, например, переправки литературы, сразу же по пересечении границы начинают чувствовать себя представителями Исполкома и мандат вырастает в их глазах. Чем дальше от Москвы, тем больше мандат. И тут совершаются великие глупости»[405]. Радек возмутился, поняв, что это камушек в его огород. Он заявил, что институт представителей — стержень нашей работы, и в данном случае Председатель ИККИ позволил себе выпад против организации, которую сам же и возглавляет. Что же касается недостаточной подготовки кадров, то «осел будет ослом и у нас, и в Испании».

Подобные стычки были нередки в первые годы работы Коминтерна и не приводили к дисциплинарным последствиям, если не затрагивали интересы первых лиц в РКП(б). Летом — осенью 1921 года Радек пользовался полным доверием Ленина и мог считать себя неприкасаемым. Ему и пришлось проводить в жизнь линию на концентрацию сил в руководстве КПГ, которая подразумевала сотрудничество между оставшимися в партии «левитами» и левыми радикалами, захватившими лидерство в Берлинском окружном комитете КПГ. На партийном съезде в Йене (22–26 августа 1921 года) противоборствующие стороны дали соответствующие обещания.

Радек имел все основания занести достигнутую победу на свой счет. 6 сентября 1921 года он писал Якову Рейху: «Партия объявила: да, мы совершили ошибки. В будущем мы будем в тысячу раз более осторожными, но мы хотим вести активную политику, никакая иная невозможна в нынешних условиях. Исход выборов в Правление означает, что бразды правления попали в руки активной части партии»[406]. В этих словах было нечто большее, чем удовлетворение бюрократа от удачно проведенного мероприятия. Главный куратор КПГ считал, что партия преодолела зону турбулентности и может ставить перед собой серьезные политические задачи.

Международная обстановка и внутриполитическое положение Германии давали достаточно поводов для того, чтобы коммунисты обозначили свою позицию в вопросах текущей политики, вместо того чтобы подталкивать немецких рабочих к новым революционным боям. После того, как в мае 1921 года на Лондонской конференции были определены