Шрифт:
Закладка:
А мы подъезжали к Иркутскому полудню (по нашему — к двенадцати ночи, и только раз в четыре дня). Соответственно — не пересекались. Но о начале кормёжки сразу же поняли — по резко увеличившемуся вокруг портальной площадки количеству мусора. Вова — товарищ нетолерантный, подозвал ментов и попросил предупредить раздатчиц, что если не поставят мусоросборники — он отловит всех беспризорников и ноги им повыдергает. Стало чище. Уж скорей бы, блин, соцработников своих прислали. Из рассказа операторш МФЦ я знала, что обедать приходят когда восемь человек, когда десять. Раз, говорят, видели четырнадцать. Но сухпай забирают всегда и на всех — сколько утащить могут. То ли кто-то у них только всухомятку кормится, то ли запас на голодные времена куркулят, белочки…
Устроились эти юнг-люмпены в ближайшем лесочке. Еле как, криво-косо поставили пару палаток, валяли дурака и жгли костры. Мылись только когда находила блажь искупаться. Поскольку до ближайших рек — что до Бурной, что до впадающей в неё Портальной — было не сказать чтоб прям близко, такие праздники наступали до крайности редко.
Глядя на этот бомжатник я испытывала острое чувство дежа-вю.
Что же, первая зима быстро показала, что такой образ жизни приводит к показательному естественному отбору. Бомжи-пьяницы перемёрзли, как только начались первые мало-мальские морозы. Клошары-бабёнки (бывшие околоинтеллигентные и «стремящиеся к цивилизации» дамы) пошли бы вслед за ними, если бы мы их не прибрали. Ну и воняли же они к зиме! До такого замечательного амбре детям, конечно, ещё работать и работать… Так вот, все эти бомжихи были приведены к рабской клятве, отмылись, согрелись, очухались и работали как надо — не хуже стахановцев. А то у барона же разговор короткий: не хочешь работать — увезём тебя в тёмный лес к волкам. Эта детская пуга́лка работала на удивление безотказно. Видимо, всё дело в том, с какой убедительностью Вова её произносил. Ну и лишение лентяев па́йки тоже помогало, конечно.
В третий раз проезжая мимо этого цветника жизни, я поделилась с мужем соображением, что так и так придётся этих лентяев к себе забирать и перевоспитывать — так, может, лучше сразу это и сделать? Пусть, пока лето, приучаются, с рейнджерами по лесам гоняют — и не просто так, а с пользой. А то расслабятся тут совсем — как потом их организовывать?
Вова помолчал, пошевелил усами…
— Знаешь что? Давай тогда в следующий раз маленький фургон возьмём? Внутрь их посадим, чтоб не побежали. Нет у меня настроения по лесам за шпаной гоняться.
На том и порешили.
14. БЕГУНКИ
СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ
Новая Земля, Иркутский портал — Серый Камень, 32.01 (мая). 0004
Только вот в следующий раз ни беспризорников, ни даже палаток на этом месте не оказалось. И судя по всему, собрались и ушли они сами, по крайней мере, без драки. Мужики походили по полянке, высказали несколько предположений. А могли бы и не тратить время — да кто ж знал? У портала сидел человек, который дал нам исчерпывающий ответ на все вопросы. Человеку было семь лет, и был он чрезвычайно грязен. И при ближайшем рассмотрении оказался девочкой.
Девочка Женя ждала именно нас.
Так, по порядку.
Женя сбежала в новый мир вместе со старшими девочками. Беглянок было шестеро, в том числе Женина сеструха, которая была старше аж на целых пять лет! Она вообще была большая, у неё в детском доме даже туфли с каблуками остались. А ещё она носила лифчик! Этот аргумент оказался решающим в признании интеллектуального превосходства. Женька со старшей сестрой спорить не стала. Надо бежать — значит, надо! Все старшие бегут.
В день побега им повезло: ехали какие-то люди и у них было много этих… не свиней, нет… лохматые такие, кудрявые… баранов, да! И они успели побежать, когда ворота открылись, и забежать впереди стада. А полиция не успела! Большой дядька ещё ругался так… Не-по-русски как-то. Ну и всё. С этой стороны оказалось не так совсем, как девочки говорили. И никаких фей не было. И даже единорогов. А к вечеру все так хотели есть, начали спорить и ругаться. И пошли… ну, вон туда, в домик. А там тётенька сидела, она дала им печенья и записала фамилии. И сказала посидеть на лавочках, пока не приедет еда. А потом сказала идти кушать. А там были ещё другие, тоже из детского дома. Даже из разных. И мальчики, и девочки. Все поели и эти новые сказали: пошлите с нами, у нас костёр — и все пошли. Там ещё были палатки и одеяла.
— И сколько вы там прожили? — поинтересовалась я.
Женя задумалась, посчитала на пальцах, какие супы она ела в последние дни за этим столом. Получалось, дней шесть. Если принять версию, что до того в палатках жило где-то четырнадцать человек, то кроме этой чумазули куда-то переместилось ещё около двадцати.
— Ну, куда сестра-то делась? — поторопил рассказ Вова.
— А они с тётеньками ушли. Такими… с золотыми зубами.
О как интересно… И зубы, кстати, не вывалились, мгм.
Короче, если опустить подробности: сегодня днём в этот бомжатник пришли цыганки. Штук пять. Или шесть… Много, в общем. Красиво рассказывали и обещали золотые горы, вливание в дружную семью и всякие ништяки. Н-да, практически старая вокзальная схема. Только текст чуть другой. Ну и… — все собрались и с ними пошли.
— А ты чего не пошла? — резонно спросил Вова.
— А я не хотела. Они плохие. И говорили они всё неправду.
А вот это уже интересно. Я присмотрелась к девочке. А ведь у неё был дар! Пока ещё слабый, формирующийся, но совершенно определённо — дар! Некоторая разновидность ви́дения душ. Более… интуитивная, что ли? И более узконаправленная. Женька могла безошибочно отличать правду от лжи. Ходячий полиграф, блин.
— И так они тебя отпустили? — усомнился наш барон.
— А они меня не видели. Они когда пришли, я за кусты ходила. Ну… в туалет.
— А сестра?
— А сестра хотела меня искать, но та толстая тётенька сказала, что мальчики меня поищут и приведут, и я побежала. Там тропинка есть, и дерево. Я это… залезла. Они походили и ушли. Наверх не смотрели. А палатки забрали. И одеяла…
— А грязная такая чего?
— А… Это я когда бежала, в лужу упала.
— Мгм. А нас чего ждала?
— Я к вам хочу. Можно?
