в обычной крысоловке?

– Змеям тоже надо есть. – Билли философски пожал плечами. – И разве это правда хуже того цыплёнка, которого ты купишь в магазине? По крайней мере, крысы остаются на свободе большую часть жизни.

Я тут же вспомнила, что на днях мы ели жареного цыплёнка. Может, он и прав и у крыс всё же лучшая участь, чем у тех цыплят. Тем не менее это не прибавило мне энтузиазма по поводу того, чем мы сейчас занимались.

– Да и потом, – добавил Билли, – я обычно выпускаю не меньше половины обратно. Змее не сожрать сразу так много. Только папе не говори. Он считает их инвазивным видом, но ведь они жили здесь задолго до того, как приехали мы.

– Прикинь, что их предки приплыли сюда на том самом корабле, что привёз семью Уэллсов, – сказала я. И на корабле Ионы тоже. Меня разрывало от желания рассказать Билли об открытиях прошлой ночи, но слова Леоноры о том, что остров подслушивает, заставляли держаться настороже.

– Шон так и продолжает врать, – буркнул Билли, продираясь сквозь плотные заросли и больше не заботясь о том, чтобы отводить передо мной ветки. – Клянётся и божится, что не видел тебя до вчерашнего дня.

– Он не врёт, – кивнула я.

Лес моментально затих, и мы остановились. Но вот Билли фыркнул:

– Ладно, хорошо, значит, врёт кто-то другой.

Я не успела ответить, как он упал на колени под кустом с красным шнуром, обвязанным вокруг сочащейся жижей ветки. Когда он выпрямился и вытащил ловушку, его футболка промокла насквозь, а волосы слиплись в пучки и торчали, как иглы дикобраза.

– Здесь что-то есть, но оно не движется, – сказал он.

В углу ловушки угадывался тёмный комок размером с крысу, и у меня скрутило живот, когда я наклонилась, чтобы посмотреть получше. От него тянуло запахом тлена. Я уткнулась лицом в локоть, борясь с кашлем и с желанием крикнуть Билли, чтобы он просто выкинул ловушку обратно под куст.

А он отпер проволочную дверцу и вытащил что-то, завёрнутое в листья.

– Не надо, – вырвалось у меня, когда он стал разворачивать листья.

– Ты чего так боишься? – Его светлые брови удивлённо полезли на лоб.

А чего я не боюсь в этом месте? Но теперь, когда он сделал первый шаг, мне необходимо было узнать, что внутри. Листья расправились, обдав нас новой волной тухлятины и открыв заляпанный кровью комок бумаги. Мои мысли метались, не в силах справиться с миллионом самых мрачных и жутких предположений. Дохлые грызуны, жуки, части тела. Билли, сдерживая тошноту, отвернулся, но я не выдержала, отняла у него свёрток и раздвинула края бумаги.

Внутри в лужице алой жижи плавал белый цветок. Лепестки медленно раскрылись, и с легким хлопком, выстрелившим зловонной пыльцой, он прошептал моё имя.

– Какого. Хрена. Это. Значит. – Билли вскочил и отшатнулся.

Тёплый сок протёк мне на руки, стал капать на ноги, но я не шелохнулась.

Глава 32

– Ну же, Адди, поднимайся. – Билли тянул меня за руку, но ноги отказывались выпрямляться, я вся была заляпана кровью, а перед глазами плясали чёрные точки.

Это не кровь. Это сок. Это сок, и я не ранена. Я должна просто встать и уйти отсюда. Но каждый вдох наполнял лёгкие лишь вонью от цветов и тухлятины, и в них больше не оставалось кислорода. Я боялась вставать: а вдруг потеряю сознание?

«Дыши, Адди. Дыши!»

В памяти закрутилось знакомое видео: сверкающее море и лодка, переполненная кричащими людьми. Мои мёртвые глаза, полоска розовой пены. Кто-то трясёт меня, прижимает что-то ко рту, и похоже, это ныряльщик, страховавший меня, делает искусственное дыхание.

– Адди, эй! ЭЙ! Поднимайся!

Мои глаза распахнулись, и я увидела над собой испуганное лицо Билли, прижимавшего к моим губам бутылку с водой. Я сделала большой глоток и раскашлялась, тут же выплеснув всё обратно, так что красная жидкость растеклась лужей на земле.

– Это не вода, – прохрипела я, стараясь отодвинуться и не дать схватить себя новым лианам.

– Это «Кул-Эйд»[8], – Билли помолчал и добавил: – Ну ладно, это мамин органический вариант «Кул-Эйда». Кажется, со свёклой или ещё чем-то таким.

«Кто носит «Кул-Эйд» в бутылке для воды?» – сказала бы я, но мне не хватило дыхания. Я попыталась вытереть рот тыльной стороной руки, но только размазала по щекам вонючий сок и ароматизированный фруктами напиток.

– Помоги мне встать. Пожалуйста.

– Нет, ты сперва попей этой штуки, – настаивал он, снова поднося бутылку. – Твоя мама с Дэвидом меня прикончат, если ты упадешь и расшибёшься.

Почему-то это меня рассмешило. И чем громче я хохотала, тем больше нервничал Билли.

– Мне сильно повезёт, если это будет худшей из моих неприятностей, – произнесла я, подавившись смехом и переходя к кашлю. Ещё больше сока размазалось по лицу, пока я пыталась вытереть слезившиеся глаза.

– Ты похожа на жертву убийства, – сказал Билли, копаясь в рюкзаке в поисках скомканного пляжного полотенца. Я как могла протёрла лицо, но оно всё равно оставалось липким. И уже привлекло новые стаи москитов и мух.

– Да брось ты эти ловушки, – сказал Билли. – Я потом за ними вернусь.

На обратном пути он держался вплотную ко мне, как будто я готова была в любой момент отключиться, но мне уже полегчало. По крайней мере физически.

– Мы можем сейчас взять каяки? – спросила я, когда мы вышли на пляж.

– Ты ведь шутишь, да? – опешил Билли.

Я прошла до кромки воды, присела и стала плескать в лицо, чтобы отделаться от липких остатков и отмыть руки и ноги с помощью песка. Рубашка оказалась безнадёжно испачкана, и я просто сняла её, радуясь, что успела надеть купальник.

– Нет, никаких шуток. – И я добавила вполголоса: – Просто поверь мне.

Это было глупо – снова лезть в лодку, но я надеялась, что даже если мы не будем отплывать далеко в открытое море, то хотя бы сумеем поговорить, не скованные пугающим ощущением, что нас подслушивают. Хотя на самом деле это не так.

Слева от нас прямо на песке лежали перевёрнутые дном вверх ярко-жёлтые каяки, и Билли сгонял на маяк предупредить родителей, что мы их берём. Пока он бегал, я успела перевернуть обе лодки и спустить на воду.

– Зачем ты это затеяла? – спросил Билли, опускаясь на сиденье и начиная грести.

– Скажу через минуту. – Я не могла отделаться от ехидной мысли, что веду себя сейчас в точности как Леонора. Оставалось надеяться, что для меня конец прогулки будет не такой, как для неё.

Солнечный свет струился