Хаджар огляделся и понял, что его так смущало в местных. При всем желании он не смог найти хоть кого-то старше сорока-пятидесяти лет. Не считая сидевшего на троне, разумеется.

А, как говорится — опасаться стоит прежде всего тех, кто доживает до старости там, где большинство погибает молодыми.

— Старейшина, — склонил голову Хаджар. — Пришел я говорить с поклоном, о…

Старец поднял ладонь, после чего, тяжело опираясь на посох, подошел к Хаджару. Вечерние Звезды — он едва дотягивал ему до груди, но при этом ощущения того, что генерал смотрит на главу деревни сверху вниз так и не возникало.

Крепости духа этому смертному не занимать.

Молча он подошел к столу и, сделав несколько жестов, дождался пока перед Хаджаром не поставят глинянной миски, до краев наполненной горячим жаркое, а рядом еще и положили несколько пышных булочек вместе с кувшином молока.

— Ешь, чужестранец, пей, — ровным тоном предложил старец. — твой путь был далек, а раны глубоки. Нет правды в словах того, чьи ноги не могут стоять прямо.

Хаджар перевел взгляд со старца на пищу, затем обратно и снова едва заметно поклонился.

— Моги ноги крепки, Старейшина, а а в руках достаточно силы. Я благодарю вас за кров, благодарю вас за заботу и лечение. Мои соратники в камере уже давно не видели солнца и не ели ничего, кроме каши. Если вы это отдадите им и позволите подышать воздухом, я буду вам признателен.

Сатрейшина какое-то время смотрел на Хаджара, после чего перевел взгляд на Павура.

— Я ничего ему не говорил, отец, — и почему Хаджар снова не был удивлен. — Когда я встретил его, он знал наши пути и слова. Теперь ты убедился в этом сам.

Старейшина немного устало вздохнул, после чего обратился к одному из воинов.

— Протезы для сына подгорного народа готовы?

— Да, глава Арад.

— Тогда помогите ему и темнокожему добраться досюда. Пусть едят, пьют и греются. Когда в них будет достаточно силы, чтобы держать слово — начнется разговор.

Воин кивнул, развернулся и, вместе с остальными направился на выход. Хаджар остался посреди зала рядом с Павуром и Арадом. И, несмотря на то, что все трое были безоружны, они не могли не понимать, что генерал, при желании, может обоих их отправить к праотцам быстрее, чем успеют вернуться воины.

И все же — ни тени сомнения или страха не отразилось на лицах северян. Они были уверены в том, что Хаджар так не поступит.

Потому что это бесчестие.

Генерал посмотрел на резные своды зала.

Может, если бы остальной Безымянный Мир жил по таким же, с виду, простым укладам, то его путь даже и не начался бы…

— У меня было еще двое спутников, Старейшина, — напомнил Хаджар. — Что с ними?

Арад смерил его взглядом, после чего сел рядом за стол и, вскоре ему тоже поставили пищу.

— Ешь, чужестранец, — махнул он рукой в сторону еды. — Пей. Пока мы не разделили пищу — мы друг другу никто. После того, как мы поедим за одним столом под общей крышей, я буду верить твоим словам, а ты моим. И если кто-то из нас солжет — не будет большего тому позора перед ликами праотцев.

Хаджару ничего не оставалось, кроме как сесть рядом и, если признаться, с большим аппетитом наброситься на жаркое.

Глава 1782

Через некоторое время пришли и Шакх с Албадуртом. Пустынному Волку сняли повязки с лица, обнажив уродливые, зашитые раны на щеках и рубцы на том месте, где когда-то было ухо.

Рядом шел гном. Если так можно было назвать его непреклонные отказы от помощи воинов местных. Албадурт, медведем переваливаясь с ноги на ноги, щелкал деревянными протезами по полу, тяжело, всем весом, опираясь на два костыля.

Глаза гнома при этом все так же смотрели в пустоту. Как два мутных стеклянных шарика, они даже не блестели. Албадурт, как околдованный, сел, взял в руки деревянную ложку и принялся мерно, ритмично, черпать жаркое, иногда отвлекаясь на чарку с молоком.

Окружающего мира для него словно не существовало.

— Агар Орад, сын Гохара, — произнес старейшины, когда ложки опустились на дно мисок.

Трапеза была окончена и пришло время разговоров.

— Хаджар Дархан, сын Хавера, — представился Хаджар.

Агар недолгое время смотрел глаза в глаза визитеру, после чего кивнул и, с тяжестью человека в возрасте, повернулся на скамье к генералу.

— Что привело тебя, сын Хавера, в наши земли?

Хаджар ненадолго задумался. В конечном счете, даже после точно такого же вопроса от Шакха, Хаджар все еще не мог найти ответа на этот вопрос.

— Я ищу путь на Седьмое Небо, — генерал ответил так, как мог.

— Боги… — вздохнул старейшина после секундной заминки, словно ему потребовалось какое-то время, чтобы вспомнить о чем идет речь. — Гром Рунепа, огонь Равогса, покровитель животных Велес… и остальные.

Хаджару почему-то показалось, что эти имена ему смутны знакомы, особенно последнее, но он не мог вспомнить почему.

— Легенды и мифы… — продолжил старик. — они всегда будоражат умы мечтателей и дураков. К каким ты относишь себя, генерал?

Хаджар никогда не представлялся ни Бадуру, ни Павуру, как генерал. Только именем, данным при рождении, либо именем, полученным на пути развития.

— Хотелось бы верить, что к первым, но все чаще — к последним, — честно ответил Хаджар.

Старик кивнул, после чего к нему подошел один из тех, что в синих одеждах. Они о чем-то перешептывались и Хаджар, лишенный слуха адепта, несколько мгновений испытывал искушение воспользоваться помощью нейросети.

Она с легкостью могла бы прочесть по губам и воспроизвести все с точностью, до слога. Но… в этом не было бы никакой чести. Их приняли в этом доме, пусть и не понятно — в статусе гостей или пленников, но их раны залечили, жизни не угрожали и разделили вместе хлеб.

Генерал не мог позволить себе нанести подобное оскорбление хозяевам дома. Это запятнало бы все, чему его учили отец, мать, Мастер и Южный Ветер.

Старейшина покивал, закончил разговор, после чего повернулся обратно.

— Скажи мне, Хаджар, — Арад отщипнул ломтик хлеба и макнул его в молоко. На столе, в отличии от мяса, рыбы, воды и молока, почти не было овощей и зерновых. Но оно и понятно —