за брата. Одна незадача – мужа, чтобы зачать их, у неё не было. Вначале девушка обратилась за подмогой к Небу и Земле. Но Небо спало, укутавшись облаками, и не услышало её жалобу. Земля же в ответ сама стала сетовать на скудость плодородия, – куда ж, мол, тут ещё и делиться?.. Как часто случалось в сегванских сказаниях, да и в самой жизни, всех щедрей и отзывчивей оказалось море. Оно прислало Ордле из своих пучин самца белоглазой акулы. Любой сегван знает, что этой рыбе нет равных ни по хищной прожорливости, ни по многоплодию. Вот и красавица Ордла после той встречи не ребёнка родила – метнула икру, и из каждой икринки выросло по могучему сыну. Сказание утверждало, что уже на другой год дети повзрослели и должным образом совершили свою месть. И вообще были молодцы хоть куда, если не считать маленького рыбьего хвостика, присущего каждому из них в знак чудесного происхождения, – да и кто его разглядит, этот хвостик? Разве только жена…

Аптахар раздосадованно и зло озирался на смеющихся товарищей, а Волкодав добавил:

– Песня складная, но, по-моему, ты зря обидел собак. Я бы на месте тех Богов во что другое подобных наёмников превратил. В слепней каких-нибудь, что ли. В мух навозных…

– Ага!.. – обрадовался Аптахар. – Родню твою тронули, пёсий выкормыш! А может, ты нам сам что-нибудь расскажешь?

Он очень хорошо помнил, каким молчуном венн был семь лет назад. И очень удивился, когда Волкодав пожал плечами:

– Может, и расскажу.

Сегваны стали пододвигаться ближе. Какого только занятного и смешного вранья ни наслушаешься в плавании – но вот веннскими побасенками им тешиться ещё не доводилось.

– Знаю я эти веннские россказни… – заворчал было однорукий, но Гверн положил ему на колено корявую мозолистую пятерню.

– Дядька Аптахар, – сказал он примирительно. – Не любо – не слушай, а врать не мешай!

Звучало это присловье, насколько Волкодаву было известно, у всех народов почти одинаковым образом.

– В Тин-Вилене, – начал он, – я жил в крепости у жрецов и прочитал немало книг… Поначалу я выискивал путевые записи землепроходцев и учёных знатоков мироустройства, но потом мне стали попадаться книги, сочинённые о том, чего на самом деле никогда и нигде не было. Я для себя назвал их баснословными…

– Значит, правду говорят те, кто жалуется, что мир измельчал! – снова не сдержался Аптахар. – До чего дошли люди! Мы-то, сегваны… да пускай даже и вы, венны… мы передаём из уст в уста и рассказываем о таком, что пускай очень давно, но всё равно было! А эти?.. Вот что случается с теми, кто живёт в незаслуженно благодатных краях. Порют всякую небывальщину, которую им Полуношник в уши насвистел…

Полуношником сегваны именовали северо-восточный ветер, никакого доверия, по их мнению, не заслуживавший.

– Дядька Аптахар, – снова сказал Гверн. – Чем встревать, может, лучше у кунса позволения спросишь да нам медовухи наваришь? А ты рассказывай, венн!

– Тьфу, – плюнул Аптахар. Но всё-таки замолчал.

– Там были разные книги, – заговорил Волкодав. – Одни повествовали о людях, которые никогда не жили, другие – о небывалых державах, третьи же – вовсе об иных мирах, озарённых иными солнцами и уряженных иными Богами. Это были странные книги… Не тем странные, что рассказывали о странном. Просто одну дочитаешь – и жалко, что кончилась, другая кончилась – и не жалко, а третью дальше первой страницы и читать неохота. С нашими сказаниями ведь не так, верно? Аптахар правильно молвил: мы привыкли рассказывать о том, что вправду было когда-то. Очень давно было. И с тех пор столько поколений старалось наилучшие слова подобрать… что и самый бездарный сказитель ничего уже испортить не сможет. А когда грамотный человек сам придумал и сам берётся рассказывать – всё зависит от него одного, никто ему не помощник…

– Ага! – перебил сообразительный Рысь. – Значит, наши сказания – это вроде боевого отряда, где сорок мечей и победа общая. А кто книги сам сочиняет, те наподобие поединщиков, которые перед войском выходят?

Волкодав поразмыслил и кивнул. От него не укрылось, как внимательно слушал его Шамарган. Шамаргана никто не похвалил за отменное владение арфой, но лицедею было не до обид. Дали сыграть и после арфу не отняли – и то хорошо. И даже из круга, собравшегося послушать венна, взашей не прогнали…

Ещё Волкодав заметил, как Винитар, стоявший на носу корабля, поднялся и перешёл ближе. Это было правильно. Врага следует знать.

– Одна книга о неведомом мире и чужих Богах крепко зацепила меня, – продолжал Волкодав. – Я долго не мог отделаться от мыслей о ней. Я и теперь полагаю, что написавший её был далеко не во всём прав…

– Ну ты и дурак, венн! – возмутился Аптахар. – Вот уж верно подмечено: что бы ваше племя ни плело о своих предках, а только в родне у вас еловых пней точно было больше, чем разумного зверья! Я вот не выучился грамоте, потому что мне это никогда не было нужно, ну так я с учёными людьми в спор и не лезу! У меня на это вполне хватает ума. А ты, значит, едва выучился читать – и уже собственное суждение обо всём приготовил? Ты ещё начни судить об искусстве канатоходца, сам на канат ни разу не забиравшись. Как есть дурак!..

– Дядька Аптахар, – негромко заметил молодой кунс. – Никто из нас не читал баснословной книги, о которой говорит венн, и мы подавно не знаем, что именно венн о ней думает. Поэтому погоди кипятиться и сперва выслушай одно и другое. Потом рассудишь, кто и в какой мере дурак. Хорошо?

– Хорошо, – буркнул Аптахар. И сел к Волкодаву спиной, делая вид, будто рассказ венна ему совершенно неинтересен. Однако, сев так, он оказался носом к носу с Шамарганом, на которого ему – если только это возможно – было смотреть ещё противней, чем на Волкодава. Аптахар засопел и снова обратился к венну лицом. На сей раз ему пришлось делать вид, будто он в упор не видит добродушных усмешек друзей.

– Кто сочинил эту книгу, я так и не понял, – продолжал Волкодав. – Она была на аррантском, имя же на ней оказалось подписано мономатанское, вот только и чёрные племена, и жители Аррантиады изъясняются совсем не так, как тот сочинитель. Имена же в книге встречались всё такие, как у народа тальбов, по сию пору живущего в Нардаре… Ну да это неважно. Книга рассказывала о Богах, правивших просторами и стихиями своего мира. Мир населяли разные племена, и почти все Боги считали, что люди должны им