Но не помогло, вытащили, сомкнулись над ним. Визг перерос в вой, который быстро захлебнулся, как-то нехорошо захлебнулся, как будто ему горло порвали. Все, кто был в стороне, пытался протиснуться, чтобы не то чтобы ударить, хотя бы зубами и ногтями дотянуться и впиться в ненавистное арийское тело. Армейцев тут хватало, слушали внимательно, но ни один не вмешался и не отбил немца, у некоторых на лицах было полное одобрение моим действиям.

Когда толпа отхлынула, я обнаружил лишь изрядное пятно крови и какие-то куски. Летуна буквально и натурально порвали на мелкие куски. Вздохнув, месть свершилась, хотя людям, что вершили суд, как-то легче от этого не стало, хотя некоторые и пытались выглядеть бодрячком. Другие, обессилев, садились там, где стояли, силы покинули их после того, что они сделали. Обернувшись, я вдруг заметил знакомую «полуторку» и зеленые фуражки погранцов.

– О, Шальский. Не-е, парни, встречаться с вами я не хочу.

Дед стоял чуть в стороне, я его заметил, еще когда начинал произносить свою речь, так что тот все же видел. Не скажу, что слышал, с его тугоухостью, но все видел, так что, ввинтившись в толпу, я направился к нему.

– Ты куда это? А поговорить? – услышал я сзади знакомый голос, и меня крепко ухватили за плечо.

Обернувшись, криво усмехнулся и кивнул старшине, здороваясь.

– Вас много, вот друг с другом и поговорите, – отрезал я.

– Ты мне тут поговори еще. Чего устроил, что еще за самосуд?

– Ты это видел? – указал я на все вокруг.

Тот помрачнел и кивнул, возразить на это ему было нечего.

– Какими судьбами тут?

– От немцев уходим. Своих я там, в овраге спрятал. Вот за немцем и рванул. Дальше вы видели.

– Не все, поздно подъехали, но да, видели.

Все-таки меня и отвели к старлею, и тот записал показания. Ругать не стал, но огорченно покачал головой, правда мне все равно стыдно за свои действия не было, я потому и сказал ему, что считаю, что все сделал правильно. У нас ведь какой суд, народный, вот народ и покарал убийцу. Тот промолчал, не стал в споры вступать о законности, а закончил с опросом. Очень его заинтересовал тот политрук и боец с уничтоженной машины, о них я рассказал во всех подробностях, на этом все, меня отпустили, слишком много дел было на этом участке дороги, где и произошла бойня.

Добравшись до деда и ухватив его за рукав, повел в сторону оврага. По пути свернул к лайкам, что охраняли мою котомку, никого к ней не подпуская. Кстати, я планировал сбегать за парашютом, шелк его очень ценен, сестрички и мама бы порадовались, однако рота что проводила прочесывание, возвращалась, и у одного из бойцов в руках был белый ком купола парашюта. Нашли, значит.

Дед заметно волновался, у него снова появились непроизвольные подергивания головы, так что отдалему котомку и вместе с лайками отправи к стоянке, сообщив, что сейчас вернусь, и мы двинем дальше, а сам с «лейкой» стал обходить дорогу и делать фотографии. Самые жуткие кадры старался подобрать, чтобы до нутра пробирали. Не где трупы, а где в основном родственники оплакивали погибших, снимал горе, что было на их лицах и вокруг. Старался сделать так, чтобы в кадр попадал и столб дыма над лесом. Где упал сбитый истребитель. Снял и догорающий ЗиС, с погибшими героями рядом. Снимал с пограничниками, что осматривали тела и готовились отнести их в сторону, для погребения в братской могиле. Сделал и общие снимки дороги, не только отдельные. Так и щелкал, слишком много кадров было, но пленка оказалась не бесконечной и закончилась. Так что, вернув фотоаппарат в чехол, я заспешил к нашим.

Там меня уже ждали. Первым делом поменял пленку в фотоаппарате. Проверил, как котомка, освободил ее от всего, убрав в один из немецких ранцев. А вот «вальтер», тот что ППК, скинув куртку, наладил под рубаху, подогнав ремешки. Хорошая кобура, почти незаметна. Вот так одевшись, я попил воды, напоив лаек, побегали мы хорошо, и занял свое место на козлах телеги. Мы так и поехали дальше по оврагу, возвращаться на дорогу, где было множество погибших, я не хотел категорически, оберегал семью от такого зрелища. До вечера, вернувшись чуть дальше на дорогу, мы преодели около двадцати пять километров, больше, чем мы обычно в сутки проходим, и встали на ночевку. Устали все, включая лошадей, так что продолжать движение ночью мы были просто не в силах. Укатал нас всех сегодняшний день.

Сегодня пятнадцатое июля, завтра утром будем в городе, куда так стремились. Нужно сделать покупки и двигаться дальше. Подобный темп я собирался поддерживать еще пару дней, а может и больше. Канонада за день, несмотря на то, что мы постоянно были в движении, не только не стихла, но и сблизилась. Даже дед ее стал слышать, что его также тревожило.

Ночью меня поднял заворчавший Шарик, оказалось, у нас пытались увести лошадей. Лайки это тоже почуяли, так что, подхватив винтовку, я рванул к тому месту, где они паслись, это недалеко, метрах в тридцати от нашего лагеря, укрытого под очередным деревом. Как уже говорил, я старался места стоянки именно такие подбирать, под деревьями. В небе стояла луна, так что воров я хорошо видел.

– А ну стой! – крикнул я, заметив, что двух лошадей уводят.

Увели бы и остальных, но меня заметили. Один запрыгнул на спину Орешка, второй бежал рядом с другим конем. Понимая, что воры фактически поставили крест на спасении моей семьи, я стал действовать не раздумывая. Вскинул винтовку к плечу и выстрелил. Тот, что был верхом, получив пулю в спину, свалился на гриву коня, я же, на бегу перезаряжаясь, сделал второй выстрел. Вскрикнув, упал и второй вор. Обернувшись, я заметил, что за мной спешит дед с берданкой, босой и со всклокоченной бородой, но не остановился. Лошади остановились, так что не составило труда к ним подойти и передать деду, чтобы отвел обратно. Первый свалился на траву, я его осмотрел. Хриплое неровное дыхание, рана в пояснице, не жилец. Даже добивать не стал, а вот второй хоть и ранен был серьезно, но в сознании. Я осветил его трофейным фонариком, тот, хрипло дыша, попросил остановить у него кровь.

– Ты мою семью убить хотел, – покачал я головой. – Нет уж, око за око.

Коротким тычком ударив лезвием ножа в шею, я отошел в сторону, наблюдая, как толчками выходит из вора кровь вместе с жизнью, после чего вытер нож