развитие личности, а кульминацией должно было стать хождение по раскаленным углям. В то время я еще верил, что хождение по раскаленным углям поможет мне посмотреть в лицо своим страхам и победить собственных демонов.

– О боже!

Марго вернула гамбургер на тарелку и уставилась на Уилла с открытым ртом.

– Но ты же не ходил по углям?

– Собирался, – сказал Уилл. – Ждал в очереди, убеждая себя, что я сильный, я смогу, мне ничто не может причинить вред, и вдруг…

Уилл не верил, что вот так запросто, за гамбургером, рассказывает Марго о самом большом унижении в своей жизни. Об этом знали только Роуэн, от которой у него не было секретов, и Роланд.

Марго схватилась за край стола.

– И что?

– У меня вдруг закололо в груди, я начал задыхаться и очнулся в скорой помощи с подозрением на сердечный приступ.

Марго сочувственно погладила его по руке.

– Бедный… Паническая атака?

– Откуда ты знаешь?

– Так отреагировал бы любой нормальный человек, дожидаясь своей очереди ходить по раскаленным углям. А на доходягу, который год назад пережил инсульт, ты не похож.

Она взяла с тарелки кусочек картошки.

– Топпер уволил тебя за то, что ты не смог пройти по раскаленным углям?

– Нет.

Пусть бы только попробовал – Уилл отсудил бы у него все ливингстон-мерсеровские миллионы. Когда он появился в офисе на следующее утро, пропустив тренировку по кроссфиту, с флакончиком бетаблокаторов в кармане, Топпер очень беспокоился о его самочувствии.

А Уиллу не давали покоя слова доктора из неотложки. Тот заявил, что у него тревожное расстройство. Что он не преодолел свое прошлое, а загнал переживания внутрь, и это закончилось ужасной болью в груди и ощущением, что нечем дышать.

– Мы с Топпером мило поболтали о том, что человек с позитивным отношением способен преодолеть любые трудности.

– Чушь! – не выдержала Марго, яростно жуя картошку.

– Еще какая!

Теперь Уилл понимал, что это глупо, но тогда, до скорой помощи, ему действительно хотелось верить, что можно стать другим человеком, пробегая три раза в неделю полумарафон, совершая рекордное количество отжиманий и читая книги по личностному развитию.

– Затем Топпер напомнил мне о своем кредо, и я вдруг услышал, что говорю: «В таком случае, Топпер, я сваливаю». И вот – я здесь.

– Надо же, какой козел! – с трудом произнесла Марго, откусив большой кусок гамбургера. – Надеюсь, его трастовый фонд лопнул, и он продает батарейки из чемодана на Мэдисон-авеню.

Уилл в этом сомневался, но мысль ему понравилась.

– Давай за это выпьем.

Они подняли бокалы.

– Я устроил себе год карьерного отпуска, только он закончился четыре месяца назад, а я так и не решил, чем заниматься дальше. Ладно, я, пожалуй, поем, а то остынет…

Когда жуешь гамбургер, разговаривать практически невозможно, и он обрадовался, что можно собраться с мыслями, а заодно усовестить Флору, которая сидела, как очень крупный суслик, и пускала слюни ему на ногу.

Подчистив тарелки, они вернулись к прерванной беседе.

– Теперь я разочаровалась в своих ежедневных аффирмациях, – сказала наконец Марго. – Я чувствую себя Топпером в юбке.

– Ну, ты же посылаешь позитивную энергию во вселенную, а не высасываешь ее из всех встречных.

Уиллу и самому не верилось, что он защищает право Марго на позитивные аффирмации, однако сегодняшний день был полон сюрпризов.

– Спасибо за утешение и за то, что поделился своей историей, – сказала Марго. – Я никому не расскажу.

Уилл обрадовался, хотя у них не было общих друзей. И тут же пообещал себе, что никогда не оставит Марго наедине со своей матерью. Мэри будет винить себя.

– Благодарю, – тихо сказал он.

– Я знаю, каково это – не вписываться в окружение, – сказала Марго, макая картошку в кетчуп. – В школе… это было невыносимо… девочка, у которой умер отец…

Уилл понимал, что она имеет в виду, хотя он выделялся по другой причине. Его отец был жив, и Уилл приходил в школу с понурым лицом, втянув голову в плечи, и они с Роуэн не могли пригласить друзей к себе домой. Это тоже было невыносимо, но он и так рассказал Марго слишком много о своем прошлом.

– Я понимаю, как это тяжело, особенно потому, что тебе его так не хватало. Мне кажется, теперь ты легко сходишься с людьми, – заметил он, радуясь возможности сменить тему. – По-моему, ты знаешь весь Северный Лондон.

– Это из-за того, что у меня нет семьи, – сказала Марго, признавая свое поражение и отодвигая модную эмалированную мисочку с остатками картошки. – Хотя я впускаю в свою жизнь много людей, никто из них не помнит меня ребенком: каким было мое первое слово, почему я так боялась воздушных шаров.

– А я боялся песка, – несмело улыбнулся Уилл. – Меня приходилось нести на пляж на руках.

– Это странное, неприкаянное чувство: ты никогда не можешь вернуться домой, потому что дом – это ты одна в своей квартире.

Марго повернулась к нему в профиль, и Уилл на секунду подумал, что она сейчас заплачет. Нижняя губа задрожала, но она сделала над собой нечеловеческое усилие, и ее черты разгладились.

– Все говорят, что мне повезло иметь квартиру в Хайгейте, а я бы предпочла, чтобы родители были живы, и у меня не было этого наследства.

– Понимаю, это банально, и не хочу сказать, что твои страдания – пустяки, только бывают такие родственники, от которых хочется бежать куда глаза глядят, – осторожно произнес Уилл, чувствуя себя как на минном поле. – Кроме того, сходиться с людьми – настоящий талант. Я этого не умею. Можно, я отдам Флоре остатки картошки?

– Валяй, – устало ответила Марго, огорченная и своим поражением в споре о человеческой еде для Флоры, и общим направлением беседы. – У меня есть друзья. Правда, в последнее время я от них отдалилась.

Слишком тесный воротник рубашки впился в шею. Чем еще можно объяснить неприятное покалывание в районе затылка? Уиллу захотелось сказать, что Марго лучше поговорить с кем-нибудь, кто умеет сочувственно выслушивать и давать советы. Он подозревал, что, несмотря на год психотерапии, даже Флора обладает более высоким эмоциональным интеллектом, чем он.

– Вот как, – сдавленным голосом произнес он, – отчего же?

– Они все переженились, завели детей и уехали. Иногда в другом порядке, – слабо улыбнулась Марго. – А у меня ничего не вышло.

Уилл просунул палец под воротник.

– Гм… А ты хочешь сделать что-нибудь из этого?

– Господи, конечно, хочу! – она резко отодвинула ни в чем не повинный стакан. – Последние полтора года я оплакивала не только маму и папу, но и свою несостоявшуюся семью. Все мои подруги давно нашли себе кого-то и вышли замуж, точно нет ничего проще. А я осталась