Шрифт:
Закладка:
Грудь распирают эмоции. Страшные, жгучие. Рвущие нутро.
Мне кажется, что Майя поступает со мной несправедливо, и я хочу ей это доказать прямо здесь и сейчас, но...
Я лишь стискиваю зубы до скрипа. Сжимаю кулаки до хруста.
Надо уходить.
Иначе сам себя не прощу, если сорвусь и наговорю ей всякого дерьма.
- Спасибо тебе, Максим. Правда. За все спасибо, - слышу голос Майи, но уже за спиной.
Я пересекаю детскую площадку быстро и оказываюсь возле Маруси всего через десять шагов.
- Дядя Максим! - вскрикивает дочка, когда подхожу к ней со спины, дергаю за косичку.
- Испугалась? - улыбаюсь. Потому что с ней по-другому нельзя.
- Ты что? - округляет она глаза. - Нет конечно! А ты куда? - И тут же раскидывает ручки в разные стороны. - Лови! - прыгает в мои раскрытые объятия с края невысокой горки.
Ловлю мою малышку и прижимаю к груди. Тоска мощным цунами заполняет сердце. И как-то странно начинает щипать в глазах.
- Пойдем к маме? - Дочка обнимает меня за шею, тянет в сторону Майи.
- Нет, принцесса. Я пришел, чтобы попрощаться. Мне нужно уходить.
Маруся молчит, как мне кажется, целую вечность, а потом:
- Значит, не договорились. - Тяжело вздыхает, сжимает кольцо рук на моей шее сильнее.
- Договорились? О чем?
- Я думала, ты уговоришь маму стать моим папой, - шепчет мне на ухо малышка, заставляя удивленному выражению застыть на моем лице.
- Мань, я хотел бы, - хмыкаю, моя ярость сходит на нет под воздействием трогательной улыбки дочери.
- Эх, мужчины! - Моя девочка снова превращается из ребенка в маленькую взрослую и выдает следующее: - Ничего-то сами не можете. Ты ей кольцо принес? А цветы? А конфеты? А большущего мишку? За что она должна разрешить тебе стать моим папой? Ты же даже самых простых вещей не сделал, - огорченно качает головой малышка.
- Да моя ж ты умница! - Развеселившись ее замечанию, смачно целую в мягкую щеку девочку. - И как я сам не догадался?!
Мы еще несколько минут прощаемся с Марусей, а потом ее окликает Майя.
Девочка соскальзывает у меня с рук, дарит на прощание долгий поцелуй в щеку.
- Не забудь про нас. Я тебя буду ждать. Сильно-сильно. - И тут же, отвернувшись, бежит в сторону матери.
А я будто в статую превращаюсь. Стою смотрю вслед двум удаляющимся фигурам. Мама и дочкой. Такие родные. Такие любимые. Такие близкие и одновременно далекие.
Но ненадолго, - проскальзывает мысль под коркой, и губы невольно растягивает улыбка.
Я не буду сейчас давить на Майю. Не буду ее доставать.
Чтобы получить человека, нужно его отпустить.
И понимаю, что именно так будет правильно сейчас. Именно это нужно Майе. И я ей дам то, что она хочет.
- Подпишите здесь и здесь, - следователь, стоя за моей спиной, указывает на строчки внизу исписанного листа.
- Я ничего не понимаю, - бормочу под нос. - Я ничего не знала.
А сама то и дело цепляюсь глазами за текст документа.
"Отмывание”."Легализация". "Расследование”. “Обвинение”. "Преступление".
- Майя Ивановна, вы не волнуйтесь. Это нам нужно для того, чтобы закрыть дело и отправить отчет. Ваша подпись не больше чем формальность, - успокаивает меня следователь.
Я везде ставлю подпись, где она требуется. Откладываю ручку, поднимаю глаза на мужчину.
-Ноя действительно не в курсе того, что здесь написано, - голос от волнения вибрирует, меняет тональность.
- Да это и не важно. Тут дело в другом, Майя Ивановна. И пусть с этим уже разбирается дальше кто хочет. Наше дело маленькое - проверить, отправить отчет. Головнюк погиб, а с вас какой спрос, если у вас, кроме маленького домика в глухой деревушке, больше ничего нет? - Он на миг замолкает. - Вот к бывшей жене Головнюка у прокуратуры могут быть вопросы. Но это уже не наше дело. А теперь вынужден с вами проститься, у меня еще знаете сколько дел, - округляет глаза следователь. Помогает мне подняться со стула, провожает до двери. - Поправляйтесь. Ни о чем не думайте.
И, выставив меня за дверь, закрывает ее за мой спиной.
Я продолжаю стоять. До мозгов медленно доходит осознание того, что я только что увидела.
Даже не верится, что Яр оказался таким подлецом. Как он мог такое сделать? Ведь он в прямом смысле подставил меня, и я только могу благодарить Бога за то, что все обошлось. Что я действительно оказалась, по меркам налоговиков, бедна, в то время как через "мое" имя "отмывали” огромные суммы денег.
Я возвращаюсь в дом Ирины Витальевны, чтобы собрать оставшиеся вещи к переезду: завтра уже приедут грузчики. Марусю с собой не беру, ни к чему дочке участвовать в этом представлении.
Ирина Витальевна до сих пор убита горем. Я могу ее понять: потерять единственного сына - это большая боль. Но мне Яра абсолютно не жаль. Этот мудак чуть не оставил мою дочь сиротой, и злость за этот его поступок не дает сочувствию пробраться к сердцу. Поэтому соболезнования, которые прозвучали из моего рта Ирине Витальевне, оказались холодными, отстраненными.
Подъезжая к дому, надеюсь, что сегодня матери Яра не будет.
Не получается у нас с ней наладить те отношения, которые были раньше. Знаю, что где-то в душе женщина в смерти Ярика винит меня и... Макса.
Воспоминания о нем вызывают боль.
Максим ушел, не оставив о себе ничего, кроме незабываемо ярких эмоций у Маруси. Дочка не переставая говорила о нем каждый день. Вспоминала при каждом удобном случае.
Я хочу забыть его. Но как это сделать, как стереть из памяти, когда рядом с тобой живет та, которая как две капли похожа на него?
Иногда признаюсь себе, что хочу вернуть Макса. Хочу снова увидеть его улыбку, услышать смех, почувствовать теплоту его рук, запах его тела, его губ. Мне без него плохо.
Но я приняла твердое решение: пока не почувствую, что переболела им, и близко не подпущу к себе. А с Марусей я не имею права запрещать ему общаться. Тем более я вижу, как малышка тянется к Максу, скучает. Видимо, чувствуется родная кровь.
Щелчок замка раздается так громко, что невольно подпрыгиваю на месте. Дверь тут же открывается.
- Долго намерена стоять? - У матери Яра изменился голос. Стал грубым и низким, словно принадлежит мужчине.
- Кхм, - откашливаюсь и делаю шаг, захожу в дом. - Доброго дня, Ирина Витальевна.
Стараюсь, чтобы голос был дружелюбнее, но, увы, у меня не выходит. Наоборот, я чувствую, как воздух вибрирует напряжением, неприятием со стороны женщины.
