Шрифт:
Закладка:
Величина гонорара, светившего за столь жареные факты, и его реальный источник совсем не играли никакой роли. Ну почти не играли. В том смысле, что сумма, конечно, должна соответствовать. А кто платит – да какая, к черту, разница? И возможный рост собственной популярности тут, естественно, ни при чем. Вы что, обидеть хотите?!
В итоге всего за одну «пьяную» неделю в русских дальневосточных и иностранных газетах, выходивших в Шанхае и Гонконге, появились развернутые анализы ближайших стратегических планов, с перечислением привлекаемых для этого полков. И все это фактически с подписью великого князя Николая Николаевича, как председателя Совета государственной обороны, каковым он и являлся.
Помимо весомого титула и реальной высокой должности во всей этой дезе чистейшей правдой являлся также список привлекаемых войск, на самом деле снимавшихся с мест постоянной дислокации и готовившихся к погрузке, либо уже посаженных на транспорты, что легко проверялось по многочисленным канцелярским каналам, все еще доступным для противника. Среди этой правды чистейшая ложь относительно пункта назначения растворялась без остатка. В итоге получился убедительный блеф.
Кроме аналитики, Николай Николаевич выкроил время для развернутого интервью, ставшего основой для гневных публикаций о возмутительно запущенном состоянии броненосцев «Князь Суворов» и «Ослябя», да и обоих океанских броненосных крейсеров-фрегатов, безо всякой пользы ржавевших в порту. Особо его возмущал плачевный внешний вид и явная «разворованность» кораблей, которым за боевые заслуги лично императором были пожалованы гвардейские кормовые флаги. Ввести их в строй в разумные сроки теперь вообще вряд ли возможно. И такое безобразие творилось по прямому указанию Рожественского.
Это называлось «…ярким примером разложения флота, начавшегося после Цусимского боя. Именно с этого момента пошло необоснованное восхваление заслуг Зиновия Петровича, всего лишь в точности исполнившего повеление императора. А ведь именно его Высочайшая воля вела флот к победе и не позволила развернуться от Мадагаскара или пересидеть в джунглях Кохинхины, как на том настаивал адмирал».
Далее следовали пространные рассуждения на тему, что «теперь, вместо того чтобы по достоинству оценить прозорливость Помазанника Божьего, истинного автора цусимского триумфа, находятся недалекие люди, уверенные в непогрешимости решений бывшего наместника, успокоенные последними успехами флота, в большей мере случайными. А потому именно сейчас, как никогда ранее, важно, особенно здесь, на Дальнем Востоке, удержать пошатнувшуюся власть властителя Всероссийского, твердой рукой восстановив прежний порядок».
Столь явного восхваления самодержца за Николаем Николаевичем ранее не замечалось. Впрочем, иметь возможность сравнивать его предыдущие тезисы по этому вопросу с теперешними могли только в столице, да и то с некоторой задержкой и в достаточно узких кругах. Перепечатки статей из дальневосточных газет и из-за границы дошли до Петербурга не сразу, а из ранее сказанного далеко не все являлось достоянием свободной печати.
Понятное дело, по Петербургу поползли новые слухи. Столь резкие перемены не могли обойтись без женщины. С этой точки зрения в высшем свете всесторонне «обсасывались» уже случившееся его сближение с герцогиней Анастасией Николаевной Лихтенбергской (урожденной княжной Черногорской) и ее возможный скорый развод с мужем. В столь непростом деле, шедшем вразрез с устоями православной церкви, мог помочь только сам государь, чьей благосклонности Николай Николаевич теперь, судя по всему, и добивается всеми способами.
Отголоски тех слухов докатились и до Владивостока, хоть и в весьма искаженном виде. В самых свежих сплетнях фигурировала только благосклонность со стороны «святого старца» (Распутина, коего новая пассия теперешнего главного гвардейца Владивостока ввела в царский круг). Якобы именно Григорий благословил Николая Николаевича на ратный подвиг. Потому он сюда и примчался, такой воодушевленный.
Столь «высокого полета мысли» от поклонников «свободы слова» в штабе никак не ожидали, но были только рады. Разгоревшаяся на страницах владивостокских изданий жаркая полемика на богословские темы, а также между монархистами и либералами надежно отвлекла основное внимание читающей публики от военных вопросов. По этой причине они временно утратили актуальность, соответственно, копать в этом направлении стало никому не интересно.
Конечно, возникал вопрос о неизбежном последующем объяснении с Николаем Николаевичем, чье возмущение по поводу своей неосведомленности в таком ответственном вопросе и столь наглого его использования втемную в качестве подставного обещало быть просто запредельным. Но Михаил Александрович запретил сообщать ему что-либо по сути дела до выхода в море. А после обещал взять это нелегкое бремя на себя, чтобы не навлечь «великий» гнев на чью-либо голову.
Глава 13
Как и предполагалось, закончить работы на «Бородино» к назначенному сроку не успели. Хотя он и выглядел готовым, поблескивая новой краской на бортах, носовая башня главного калибра оставалась еще не боеспособной, и доводить ее до ума предстояло мастеровым уже в походе. Не закончили монтаж проводки по улучшенному проекту и в кормовой башне. Да и кроме этого набирался длинный список доработок и исправлений по итогам пробного выхода на стрельбы и маневры. Тем не менее броненосец оказался включен в состав охранения гвардейского конвоя, двинувшегося курсом на Курилы поздно вечером 29 октября.
Планировали отправиться раньше, но увы… Сначала состоялась торжественная служба в Кафедральном соборе, на которой присутствовало высшее руководство края, армии и флота, а также первые люди города. После ее окончания все отправились по местам. Однако Николай Николаевич и Кирилл Владимирович соблаговолили прежде принять приглашение на торжественное собрание, постепенно перешедшее в фуршет.
Только требовательные гудки флагмана с рейда, подтверждавшие полномочия прибывшего за великими князьями личного порученца наместника принца Чакрабона, сподвигли гвардейцев отказаться от его продолжения, а лучших представителей городской общественности – со всеми почестями проводить их к ожидавшим шлюпкам.
При этом произошел курьезный случай. Когда процессия, покинув ресторацию, двинулась на экипажах в порт, какой-то юродивый, сидевший на ступенях одной из церквей, мимо которой она проследовала, разглядев чисто азиатские черты лица Чакрабона, завопил:
– Япона гвардию в плен берет!
Ни пассажиры, ни их провожатые, к счастью, этого не слышали. А бродяжке-дурачку тут же отвесили леща и прогнали прочь. Кто ж мог тогда предположить, что совсем скоро почти так все и случится.
После прибытия главного гвардейца в порт наконец началось движение. Из Золотого Рога суда потянулись в Босфор Восточный, потом мимо острова Скрыплева и далее по фарватеру, постепенно растворяясь в густевшей тьме. В этот караван, помимо транспортов с расквартированными батальонами Московского лейб-гвардии и
