Уиллет теперь поигрывал ножом для разрезания бумаги, лицо его было задумчиво, в глазах застыла тревога.

– Насколько я понимаю, они не особенно ладили, но не более того. Вы же знаете, как это бывает между сводными сестрами.

Я подтвердил, что знаю.

Прошло несколько минут. Единственным звуком в комнате было деловитое тиканье настольных часов Уиллета.

– Продолжайте, – велел он кратко. – Что еще она рассказала?

– Как вам известно, Дженет была помолвлена с парнем по имени Дуглас Шеррил и собиралась за него замуж. Но вам, возможно, неизвестно, что этот Шеррил – темная лошадка: вероятно, мошенник и уж точно аферист. По словам Морин, она отбила Шеррила у Дженет.

Уиллет ничего не сказал. Он ждал продолжения.

– Девушки принялись выяснять отношения, и это переросло в потасовку. Дженет схватилась за дробовик. Тут появился старик Кросби и попытался вырвать у нее оружие. Она выстрелила и убила его.

Мне на мгновение показалось, что Уиллет хочет сигануть через стол. Однако он сдержал себя и лишь проговорил таким голосом, который как будто шел из-под пола:

– Это сама Морин вам рассказала?

– О да. Ей хотелось снять камень с души. И вот теперь еще одна история, которая вам понравится. Стрельбу надо было как-то замять. Я ошибался, когда утверждал, что свидетельство о смерти Кросби подписал доктор Зальцер. Он его не подписывал. Это сделала миссис Зальцер. По ее словам, она дипломированный врач и друг семьи. Одна из сестер вызвала ее, миссис Зальцер пришла и все устроила. Лессуэйз – а это не тот человек, который станет осложнять жизнь богачам, – принял версию о том, что мистер Кросби чистил оружие и случайно застрелился. Поверил им на слово. Как и Брендон.

Уиллет закурил сигарету. Он был похож на голодного, которому дали пирог, а внутри не оказалось никакой начинки.

– Продолжайте, – сказал он и откинулся на спинку кресла.

– По какой-то причине медсестра Энона Фридлэндер оказалась в доме во время стрельбы и стала свидетельницей происшествия. Миссис Зальцер решила не рисковать. Она посадила медсестру под замок, чтобы та ничего не рассказала. С того дня Энону Фридлэндер держали в палате с мягкими стенами в санатории Зальцера.

– Вы хотите сказать… против ее воли?

– Мало того. На протяжении этих двух лет ее накачивали наркотиками.

– Но вы же не думаете, что Морин Кросби знала об этом?

– Понятия не имею.

Уиллет теперь тяжело дышал. Мысль о том, что такая богатая клиентка, как Морин Кросби, может быть обвинена в похищении человека, кажется, его потрясла, хотя судьба Эноны Фридлэндер нисколько его не впечатлила.

– Кстати, если вы готовы посочувствовать Эноне, – сказал я, – вчера ночью мы вытащили ее из этого санатория.

– О? – Он пришел в замешательство. – Но она же не доставит неприятностей?

Я криво ухмыльнулся:

– Я бы сказал, это более чем вероятно. Разве вы не захотели бы доставить неприятности тем, кто два года продержал вас под замком, и все потому, что какие-то богачи, видите ли, слишком стесняются попасть на страницы газет?

Уиллет потирал подбородок, что-то напряженно обдумывая.

– Наверное, мы могли бы выплатить ей небольшую компенсацию, – произнес он в итоге, но без особого энтузиазма. – Я бы хотел повидаться с этой девушкой.

– Никто не увидит ее, пока она сама не будет готова видеть других людей. В данный момент она, кажется, не вполне сознает, на каком свете находится. – Я раздавил окурок и закурил свою сигарету. – Об этом похищении необходимо заявить в полицию. После чего вся омерзительная история окажется на страницах газет. И вот тут вам придется поработать: передать миллионы Кросби в научно-исследовательский центр. Возможно, они согласятся, чтобы вы и дальше занимались этим счетом, но, вероятнее всего, не захотят.

– Тем больше у меня причин поговорить с этой девушкой, – сказал он. – Подобные вещи обычно можно уладить.

– Не особенно на это рассчитывайте. Есть ведь еще и история, приключившаяся со мной, – проговорил я мягко. – Меня тоже похитили, и удерживали пять дней, и также накачивали наркотиками. Это еще одна мелочь, о которой следует сообщить полиции.

– Зачем же отказываться от хорошей работы? – возразил он и впервые с того момента, как я вошел в комнату, позволил себе слегка усмехнуться. – Я как раз собирался предложить вам дополнительное вознаграждение, скажем еще пятьсот долларов.

Моя новая шляпа уже заждалась меня.

– Вы меня искушаете. Но мы можем назвать это страховкой от рисков, – сказал я. – И она будет сверх той суммы, которую вы выплатите мне за уже проделанную работу.

– Несомненно.

– Что ж, давайте пока оставим Энону Фридлэндер и продолжим рассказ, – предложил я. – Кое-что еще осталось, и чем дальше, тем интереснее.

Он отодвинулся от стола, встал и направился к небольшому бару у противоположной стены, а вернулся с бутылкой скотча «Хейг энд Хейг» и двумя небольшими стаканами.

– Вы такое пьете? – спросил он, снова усаживаясь.

Я ответил, что пью, как только выпадает такая возможность.

Он налил две порции, один стакан пододвинул ко мне, залпом выпил из своего и тут же снова налил себе. Бутылку он поставил на равном расстоянии между нами.

– Угощайтесь, – предложил он.

Я пригубил немного скотча. Он был очень хорош, самый лучший напиток, который мне доводилось пробовать за долгие месяцы. Просто удивительно, подумал я, как такой крупный адвокат превращается в своего парня, когда ему грозят неприятности и может пострадать его репутация.

– По словам Морин, смерть отца терзала Дженет, – сказал я. – Может быть, так и было, однако она нашла странный способ это продемонстрировать. Никогда бы не подумал, что в такой момент ей захочется играть в теннис и развлекаться, но, очевидно, так и было. Во всяком случае, по словам Морин, Дженет совершила самоубийство через шесть или семь недель после выстрела. Приняла мышьяк.

Крохотная капелька скотча упала из стакана Уиллета на стол. Он выдохнул себе под нос:

– Боже правый!

– Эту историю тоже замяли. Так получилось, что миссис Зальцер не было в городе, поэтому Морин и доктор Зальцер вызвали доктора Бьюли, безобидного старого болвана, и рассказали ему, что Дженет страдала от инфекционного эндокардита, после чего тот любезно выписал свидетельство о смерти. У Дженет была горничная, Эвдора Дрю, которая, вероятно, подслушала, о чем толковали Зальцер и Морин. Она потребовала денег за молчание, и они заплатили. Я нашел ее и собрался навестить. Ей хватило ума обмануть меня и связаться с Зальцером: Эвдора сказала Зальцеру, что я предлагаю пятьсот долларов за информацию, но если он перебьет ставку, то готова держать язык за