скверном для Англии и Аденауэра, но забавном в высшей степени. Все западногерманские шпионы арестованы». 30 августа парламент Франции отказался ратифицировать договор о Европейском оборонительном сообществе. Томас Манн записал: «Разговор о решении Парижа и о Германии. Ее хотели объединить и сделать нейтральной. Так как она без военного бюджета была бы слишком привилегированной, это могло бы привести к всеобщему прекращению вооружения, которое и так стало бессмысленным. Какое облегчение для мира. Если его невоенным путем завоюет коммунизм, то значит, мир для этого созрел. Но этого, видимо, не произойдет, а произойдет много ужасного»[416].

10 сентября 1954 года парижский журнал «Экспресс» попросил Томаса Манна написать статью о послевоенном развитии Германии. Он согласился, статья была опубликована во французском переводе 22 октября. В ней он одобрил манифест фракции молодых социал-демократов, который предусматривал отказ Германии от политики диктата и вооружения, ее нейтралитет и вывод из нее всех иностранных войск[417]. Манифест ставил молодых социал-демократов в оппозицию как проамериканской оборонительной политике Аденауэра, так и общей линии Социал-демократической партии Германии.

В вопросах идеологии и, как правило, в делах политики социал-демократы были кровными врагами коммунистов. Но в данном случае предложения, сделанные молодой фракцией СДПГ в манифесте, совпадали с целями Советов. «Правда» от 1 ноября 1954 года благожелательно сообщила о статье Томаса Манна во французском журнале, не вдаваясь в детали манифеста. Для СССР было важно, что знаменитый немецкий писатель высказался против вооружения Германии. Заметка из «Правды» была подшита к его личному делу[418].

Приглашение на Шиллеровские торжества, намеченные на май 1955 года в Штутгарте, Томас Манн получил еще летом 1954 года. Работа над речью, с которой он собирался там выступить, продвигалась плохо. Вскоре к этому прибавилась еще одна обуза: в октябре 1954 года пришло подписанное Бехером официальное приглашение на параллельные торжества в ГДР. Томас Манн записал в дневнике: «Днем Янка. Главная тема: Шиллеровские празднества в Веймаре. Плюс полное собрание сочинений. Плюс Национальная премия. Всё крайне щекотливо. Испорчу мне многое здесь»[419]. Из осторожности и корректности он обходными путями справился о позиции на этот счет президента ФРГ. В дневнике зафиксировано 3 декабря 1954 года: «С нетерпением жду ответа Хоффмана из Штутгарта о мнении федерального президента Хойсса. Готов отказать Веймару, если так пожелает обострившаяся политическая ситуация. Ни малейшего желания испортить мне жизнь и день рождения в сфере, которой я принадлежу»[420].

Еще более серьезное искушение со стороны коммунистического мира постигло Томаса Манна через три дня, 6 декабря 1954 года. Его дневник рассказывает: «“Югославский” визит из Берна. Запрос, приму ли я Сталинскую премию мира (золотая звезда и 100 000 рублей), что в этом году, если вообще когда-нибудь, уж в самом деле совершенно невозможно. Но от чего только не отказываешься в угоду “свободному миру”. Получается уже почти 300 000 франков»[421]. Так начался последний акт политической драмы о соблазнении Томаса Манна, которую Советский Союз терпеливо разыгрывал еще с тридцатых годов.

Сталинская премия была высшей гражданской наградой Советского Союза. С 1940 года она ежегодно присуждалась за выдающиеся достижения в естественных науках и технике, литературе и искусстве, а также в военных науках и рационализации производства. Сталинская премия «За укрепление мира между народами» была дополнительно учреждена в 1949 году. Примерно через неделю после зондирования почвы у Томаса Манна в Москве состоялось несколько заседаний комитета по присуждению Сталинских премий. В него входили, в частности, публицист Илья Эренбург, более двадцати лет работавший с западной интеллигенцией, писательница Анна Зегерс, поэт Пабло Неруда, писатель Луи Арагон и кинорежиссер Григорий Александров. Председателем комитета был физик-ядерщик Дмитрий Скобельцын. Ход дискуссии о кандидатуре Томаса Манна можно проследить по стенограмме, рассекреченной только в 1992 году.

На заседании 14 декабря 1954 года слово взял Скобельцын. Он сказал[422]:

Я думаю, что кандидатуры, выдвинутые на предшествующих заседаниях, требуют более обстоятельного обсуждения <…>. <…> считаю необходимым довести до сведения Комитета, что в кулуарах, вне нашего обсуждения кандидатур на заседаниях, еще до самого обсуждения встал вопрос о возможности присуждения премии Томасу Манну, который в настоящее время находится в Швейцарии. Хотя вопрос о его кандидатуре возникал до того, как должен был собраться Комитет, я ничего не сказал на прошлом заседании о Томасе Манне потому, что мы надеялись на получение от него ответа. Ответ этот должен поступить. Я бы просил сейчас зарегистрировать эту кандидатуру с тем, чтобы не обсуждать на данном заседании, а обсудить ее на следующем заседании в зависимости от полученного ответа. / Почему мы должны обратить внимание на кандидатуру Томаса Манна? <…> Кандидатуру Томаса Манна мы должны обсуждать в связи с кандидатурой Брехта, и нам придется выбрать одного из этих писателей.

Несмотря на предложение Скобельцына, обе кандидатуры обсуждались на том же заседании 14 декабря. Арагон, сначала предлагавший кандидатуру Брехта, Анна Зегерс, лично знавшая Брехта многие годы, а также Эренбург и Неруда высказались за Томаса Манна с условием, что тот положительно ответит на запрос. В противном случае – в этом члены комитета были единодушны – премию заслуживает Брехт. Затем слово взял Александров:

Мне кажется, кандидатуру Брехта нельзя обсуждать в отрыве от кандидатуры Манна. / Мне хотелось бы несколько слов сказать о Томасе Манне. Он до сих пор по паспорту является американским гражданином. Американские власти дали ему возможность 5 лет проживать в Швейцарии с условием, что он вернется в Соединенные Штаты. Но когда я у него был в этом году, он мне сказал, что никогда не вернется в Соединенные Штаты, что он окончательно порвет с Соединенными Штатами и считает своим долгом бороться с американскими поджигателями войны до последних минут своей жизни. Я с ним, конечно, не говорил о премии, не говорил также и о других вопросах. Это был чисто дружеский визит. Он мне так и сказал, что он не хочет возвращаться и в Германию, потому что хочет бороться за единую Германию, не хочет вернуться в какую-либо ее половину. Кроме того, он отметил, что, может быть, ему сейчас выгоднее оставаться еще несколько лет американским подданным для того, чтобы не потерять влияния в борьбе за мир в Америке. Как видите, ситуация у него сложная, и мы должны это учитывать. <…> Однако если он сочтет возможным взять премию, то, конечно, это следует всячески приветствовать, потому что даже за одну статью, которую он написал в Соединенных Штатах, ему следовало бы присудить премию. Если же Томас Манн не