На эти совершенно ясные факты, приведенные уже раньше в разных работах о революции, в том числе в моей книге «Император Николай II и революция», посыпался целый ворох противоречивых опровержений, беспочвенных заявлений, возмущенных выкриков. Сводятся они к следующему:

1. Ген. Архангельский заявлял в «Часовом» от 5 июля 1939 г., что «выбор ген. Корнилова на должность главнокомандующего войсками Петроградского военного округа состоялся еще 2 марта (подчеркнуто ген. Архангельским) до отречения Государя и до образования Временного правительства». И что ген. Корнилов был указан главным штабом для этого назначения. Но ведь до отречения Государя не было законной власти, кроме монаршей, которая могла бы принять это решение; Временное же правительство еще не было образовано. Кем же был назначен ген. Корнилов?

Ген. Архангельский скромно умалчивает о том. В действительности ген. Корнилов был назначен постановлением самозванного временного комитета Государственной думы от 2 марта, распубликованным в «Новом Времени» от 5 марта (№ 14719). Со своей стороны ген. Деникин пишет в своих воспоминаниях:

«Все, знавшие хотя немного Корнилова, чувствовали, что он должен сыграть большую роль на фоне русской революции, 2 марта Родзянко телеграфировал непосредственно Корнилову, предлагая пост командующего войсками Петроградского округа. Все построение этой телеграммы, также революционный путь назначения, минуя военное командование, очевидно, не понравилось Ставке» (Деникин. «Очерки русской смуты», т. 1, стр. 76).

Итак, по свидетельству человека, ближе всего знавшего этот вопрос, Корнилов был заранее определен на «большую роль» в революции, назначен был в Петроград властью революционной и революционным способом, т. е. именно то самое, что я о нем писал.

2. В письме на имя г-жи Корниловой-Шапрон («Последние Новости» 15 июня 1939 г.) ген. Деникин ссылается на следователя Н. А. Соколова, который в своей книге будто бы удостоверяет, на основании «единодушных» показаний свидетелей, что ген. Корнилов при аресте Государыни «держал себя с большим достоинством и встретил полное доброжелательство с Ее стороны». В действительности же при аресте Императрицы присутствовал только один полковник Кобылинский, который в своем показании ни словом не обмолвился ни о «большом достоинстве» ген. Корнилова, ни о «доброжелательстве» к нему Императрицы. (Соколов. «Убийство Царской Семьи», фр. изд., стр. 20).

Генерал Архангельский оправдывает ген. Корнилова тем, что он арестовал Императрицу «без каких-либо обидных для Ее Величества выходок и слов», но тут же признает, что другое лицо «нашло бы и другие, более мягкие слова».

Не знаю, понимает ли хорошо ген. Архангельский смысл и значение того, что он пишет. Ведь большевистские изверги расстреляли Царскую Семью «без каких-либо обидных для Нее выходок и слов». Тов. Юровский перед убийством велел даже принести три стула для своих жертв.

Но теперь мы имеем совершенно бесспорное свидетельство о том, как действительно произошел арест, как себя держал ген. Корнилов и что испытала при этом Государыня – это свидетельство самой Императрицы Александры Феодоровны. Нельзя без глубокого волнения, без чувства острого возмущения, читать эти слова замученной Царицы.

Вот выдержка из этого документа:

«26 июля 1939 г.

Вы знаете (я вам сие рассказывал лично), что мне привелось, как величайшее счастье, видеть Императрицу Александру Феодоровну уже в Царском Селе. Так вот я, как сейчас, помню слова Ее Величества, обращенные ко мне: «Я поняла и понимаю, сказала Она, ненависть к нам Гучкова, Керенского и других, но за что нас так ненавидят такие люди, как генерал Корнилов, которого так обласкал Ники? Вы знаете Меня давно и знаете, что Я себя умею держать в руках, но в тот час, когда ген. Корнилов с красным бантом рядом с пожалованным ему Ники орденом св. Георгия, вошел ко Мне и сказал Мне: «Гражданка Александра Феодоровна Романова, встаньте и выслушайте повеление Временного правительства», у Меня потемнело в глазах». И тут на глазах Императрицы появились слезы».

Подлинник этого документа, исходящего от лица, высокий авторитет которого признается всей русской эмиграцией и пользуется уважением во всем мире, находится в Брюсселе и был показан многим лицам, в том числе членам комитета по сооружению храма-памятника и его председателю гр. Апраксину. Он также хорошо известен г. Орехову, который просил меня не называть имени его автора, что я и исполняю. Но что сказать про лиц, которые, зная об этом убийственном документе и пытаясь его скрыть, продолжают лицемерно умиляться перед «вежливостью» ген. Корнилова и настаивать на кощунственном помещении его имени рядом с именами его жертв?

И чего стоят лживые заявления о том, что Корнилов арестовал Императрицу для Ее же пользы, «исключительно с целью оберечь Государыню от возможных унижений со стороны представителей революционной демократии», когда по свидетельству того же следователя Соколова, Корнилов сменил верную Царю охрану именно «революционной» ватагой, от которой Царь и Царица терпели постоянные обиды?

3. По вопросу о награждении георгиевским крестом унтер-офицера Кирпичникова поклонники ген. Корнилова никак сговориться не могут. Командир Корниловского ударного полка полковник Кондратьев признает преступление Кирпичникова, но утверждает, что «приписываемое ему (ген. Корнилову) награждение георгиевским крестом унт. – оф. Кирпичникова является чистейшей ложью. Этого убийцу награждал не ген. Корнилов, а следующий за ним командующий войсками Петроградского военного округа Кузминский» («Возрождение» от 23 июня 1939 г.).

Другие сторонники ген. Корнилова за неосторожным и неосведомленным полк. Кондратьевым не пошли и распространили версию, что ген. Корнилов действительно наградил Кирпичникова, но не за бунт, а за предшествующие военные заслуги.

Вопрос этот разрешается просто. Кирпичников был награжден георгиевским крестом и произведен в подпрапорщики 6 апреля 1917 г. именно за бунт, что и было распубликовано в «Новом Времени» от 9-го числа того же месяца (№ 14747).

Под портретом Кирпичникова, помещенном в № 16 «Нивы» за тот же год, значится следующая надпись: «Георгиевский кавалер за гражданские заслуги. Старший унтер-офицер Волынского полка Тимофей Иванович Кирпичников, первый поднявший знамя восстания среди солдат, награжденный ген. Корниловым георгиевским крестом и ныне произведенный в подпрапорщики».

Как относился сам ген. Корнилов к этому эпизоду, видно из следующего свидетельства князя Д. Авалова, бывшего младшего офицера в учебной команде запасного батальона Л.-Гв. Волынского полка, в котором тогда произошел бунт с убийством капитана Лашкевича: «У меня сохранилось очень тягостное воспоминание. Ген. Корнилов приехал к нам в батальон; мы тогда были в большой моде и в течение не менее чем 1½ часов обсуждал с Кирпичниковым и комитетом солдат вопрос, какое отличие дать команде за ее геройское поведение: красную обойму, нашитую на рукав, или же красную же пулеметную ленту через плечо, и кому давать, только команде, или же всему батальону? Это происходило в офицерском собрании, и когда ген. Корнилов приехал, то за руку поздоровался со всем комитетом. Нас же, немногочисленных офицеров, он не заметил, а мы его