– Обязательно было тащить его сюда? У меня уже не квартира, а проходной двор. А ведь я даже не Звягинцева с ее выводком родни.

Слабый солнечный свет пробился сквозь прикрытые веки Андрея, обжигая радужку оранжевыми кругами, щекоча и раздражая до слез. Он поморщился, слабо дёрнул руками – они оказались плотно связаны со спины. Шею тянуло, словно кто-то с силой приложил его по ней. Холодная стена влагой впечатывалась в кожу через тонкую ткань футболки. Куртки на Андрее не оказалось – он не помнил, как снял ее. Впрочем, он не помнил большей части из того, что было после их эффектного исчезновения в столпе зелёного света.

Стас схватил его, огонь ослепил глаза, а потом… Андрей тряхнул головой: память отказывалась говорить, что было дальше, стирала ускользающие от Морозова буквы старой тряпкой, как уравнения со школьной доски.

Только сейчас Андрею нужно было решить задачу с пятью неизвестными из пяти.

– Да брось. У неё дед да полудохлый кузен. Удивительно, как он еще с его характером не сыграл окончательно в ящик. Хотя я слышал, он не большой любитель колов. Даже деревянных.

Андрей дёрнулся – голоса показались ему знакомыми. Настолько знакомым, что кожа покрылась маленькими пупырышками, из центра каждой из которых поднялись волоски, сердце быстро забилось о рёбра, а лёгкие на секунду забыли, как нужно дышать и что вообще делать с набранным воздухом. Андрей замер, прислушиваясь к тихо шуршащему между пальцев времени. Он смог разлепить глаза – не так быстро, как хотелось бы – и обзору мешали набежавшие за несколько часов жирные слезы. Веки хрустели, царапались о рассыпавшийся под ними песок и грозили захлопнуться. Единственным, что продолжало удерживать Андрея в сознании, было любопытство.

Ведь когда еще услышишь разговор Марьяны и Стаса?

– Сколько они ещё будут ошиваться в моей квартире? – прошипела Марьяна, и что-то надрывно скрипнуло. Скорее всего стол на кухне.

– Если все пойдёт хорошо… – Вознесенский замолчал, невнятно промычал и шаркнул ножками стула по полу, – мы сможем закончить все уже завтра. И я помню о твоей награде. Марьяна, да? – ехидно протянул он, наверняка глядя на ведьму невинным взглядом своих больших глаз.

Марьяна ответила не сразу. Андрей напряжённо вслушивался, пока воздух не прорезало резко-тихое раздражённое:

– Да.

Раздался низкий грудной смех – от него захотелось тут же вжаться в стену и слиться с ней. Стас смеялся долго и надрывно, иногда его голос срывался, но Вознесенский тут же брал себя под контроль. Он смеялся долго и с каждой секундой воздух вокруг Андрея становился все более густым – Морозов чувствовал, как он оседает у него в носу чесночным запахом, стягивает кожу сухой трескающейся корочкой и оставляет горящие чешущиеся дорожки.

Пока все резко не прекратилось. Тишина наступила слишком резко, отвесила Андрею пощёчину и растворилась в мечущихся мыслях.

– Так вот. – Вознесенский скрипнул снова стулом. – Я хорошо помню наш уговор. Твоя помощь в обмен на свободу.

– Хорошо, тогда, – Марьяна хлопнула в ладоши, – какой у нас план?

– У нас? – Вознесенский прозвучал даже как-то обиженно. Неожиданно для того Стаса, с которым Андрей уже успел познакомиться.

– Давай без театральностей. Я помогаю тебе, а значит наш план общий. Мы вроде как в стране победившего коммунизма. Так что в случае неудачи – головы полетят с каждого из нас.

– Только мне голова для существования не нужна.

– Действительно. – Марьяна язвительно цокнула языком. Наверняка так же сделал и проверяющий, когда оценил звукопроницаемость стен в этом доме. – Ты в принципе и сейчас без неё прекрасно обходишься.

– Следи за языком, Марьяна.

Стас замолчал. Часы негромко шелками секундной стрелкой, а за стеной что-то неожиданно ударилось в неё, заставив Андрея подскочить от испуга и заозираться. Шея подозрительно хрустнула. За стеной раздалось еще несколько ударов и детские крики, поглотившие голос Вознесенского. Как бы Андрей ни вслушивался, он намного лучше слышал жителей соседней квартиры, чем сидящего на кухне Стаса, чьи слова растворялись в гомоне детского смеха и крепких словечках, которых они наверняка набрались от родителей. Андрей не разобрал ни единого слова Вознесенского. Что не могло не расстраивать.

Дети замолчали минут через пять. Ещё несколько раз ударились о стену и с топотом стада африканских слонов унеслись в другую комнату, наконец оставив Андрея в благодатной тишине.

– Должен тебя расстроить. – Голос Стаса неожиданно раздался прямо над ухом у Андрея. – Нас подслушивают. Не люблю рассказывать свои планы раньше времени. С вашего позволения – пойду проветрюсь. Он твой. Подготовь его.

Горячее лицо Стаса было настолько близко от Андрея, что он чувствовал его дыхание на своей коже. Обычно в романах это могло привести к чему-то большему, но сейчас Морозову хотелось больше никогда в жизни не видеть чеснок. Казалось, этот запах пропитал собой каждый сантиметр этой квартиры.

И кажется, источником этого запаха был Вознесенский.

Стас стоял рядом с Андреем. Морозов не видел его: только чувствовал на себе взгляд. Он боялся пошевелится, и единственным, на что его хватило, – сглотнуть набежавшую в рот слюну. Но и это не помогло: горло пересохло, словно Андрей уже две недели не пил ни капли воды, а горький комок пришлось силой проталкивать вниз. Негромкий смешок – и Стас присел перед Андреем. Вознесенский смотрел на него не моргая. Бледные, как кожа, губы стянулись в тонкую обескровленную полоску. Серые глаза пульсировали взбухшими багровыми сосудами. Он ухмылялся. Облачённые в тёмную кожу перчаток пальцы схватили Андрея за подбородок, поднимая лицо и вертя его из стороны в сторону, как будто Морозов был рабом на продажу.

Впрочем, этого тоже нельзя было отрицать.

– Идеально.

Вознесенский резко отпустил подбородок Андрея – тот отпрянул, с силой врезавшись спиной в стену. Стоящий рядом шкаф покачнулся. Одна из маленьких статуэток кошки задрожала и рухнула вниз, разлетаясь осколками по полу. Бра на стене зазвенело хрусталём. Половицы скрипнули, когда Стас отошёл от Андрея, а через несколько мгновений за ним с грохотом захлопнулась металлическая входная дверь.

– И снова привет, красавчик.

Стул скрежетом разорвал тишину комнаты. Только сейчас Андрей осознал, что он в спальне Марьяны, той самой, куда с таким упорством прорывался Феликс.

Марьяна опустилась на стул по-кошачьи плавно, тряхнула малиновыми волосами и закинула ногу на ногу, прежде чем посмотреть на Андрея. Она сидела недалеко от него, всего в паре метров, но и этого расстояния было достаточно, чтобы пропасть между ними разверзлась пылающей магмой. Морозов смотрел на Марьяну снизу вверх, поджимал от злости губы и сам не понимал, почему его так задевает открывшаяся правда: он знал Марьяну не больше недели, но чувство причастности к происходящему не позволяло просто принять факт предательства.