– Не возражаю, – вздохнул Жозеф. – Не то, чтобы я был в восторге от грядущих событий – но едва ли хоть один из нас может предложить что-то получше.

Все – включая меня – уставились на Павла: последнее слово оказалось за ним, и теперь нам оставалось только ждать.

Ждать решения российского императора. Пусть не слишком долго – но все же достаточно, чтобы все остальные монархи за столом успели набрать в легкие воздуха – и приготовиться к следующей схватке. Чтобы снова ринуться в бой и успеть отхватить еще хоть самый крохотный кусочек – если уж сам пирог уплывет в чужие руки. Уступить то, что еще можно уступить – и отвоевать все, что нельзя. Вытряхнуть из рукавов последние козыри – и надеяться, что на этот раз повезет чуть больше.

И только моя игра уже закончилась победой.

– Что ж… мне этот союз нужен не меньше, чем вам. Поэтому – я согласен, – мрачно произнес Павел.

И едва заметно подмигнул мне.

Глава 28

– О чем-то задумались, князь? – поинтересовался Оболенский.

– Да так… – Я осторожно поставил винтовку к стене. – Обо всем и сразу… наверное.

Грохот выстрелов на берегу Дуная за последние дни стал настолько привычным, что даже убаюкивал. И навевал то ли размышления, то ли воспоминания – и разум будто понемногу покидал измотанное и сонное тело, устремляясь куда-то вдаль – и одновременно в прошлое, пытаясь разом объять почти четыре месяца со дня переговоров в Ватикане.

Остаток зимы, март и чуть больше половины апреля одна тысяча девятьсот шестьдесят девятого года – именно столько нам понадобилось, чтобы выйти к Дунаю. Изрядный срок – январский холод будто приморозил линии фронта к одному месту, зато февраль в Европе выдался сухим и неожиданно-теплым – и военные машины трех… пожалуй, даже трех с половиной держав разом заревели двигателями панцеров, лязгнули броней – и устремились вперед, набирая ход.

И остановить их канцлер оказался не в силах. Армия Жозефа перешла Рейн и буквально за три недели заняла Штутгарт – а чуть позже и соседние города. Уже к началу марта французы контролировали всю Швабию и даже прошли чуть дальше на восток. Но в Баварию тогда еще не сунулись – вместо этого свернули и неторопливо поползли на север, стараясь не ввязываться в крупные стычки.

Жозеф берег солдат – и явно не желал подставлять отборные гвардейские части под удар армии Рейха, отступавшей с северо-западного фронта через Франкфурт-на-Майне.

Впрочем, та уже не представляла из себя ту грозную силу, которой была раньше – слишком уж сильно ее потрепали британцы. Георг взялся за дело основательно, согнал в Антверпен чуть ли не весь военный флот – и притащил на эту сторону Ла-Манша столько солдат и техники, что освободил всю Бельгию за неделю. Не знаю, чего ему это стоило – но немцы бежали так, что пятки сверкали. Сначала в Брюссель, потом в Намюр и Шарлеруа – а потом еще дальше, до самой границы.

Но и там их не оставили в покое: британский монарх то ли заигрался в солдатики, то ли уже тогда сообразил, что ему не будет особой пользы ни от переданного Лондону фон Брауна, ни даже от рабочего образца силовой установки – конечно же, если тот вообще удалось выбить из Кеннеди.

Я бы скорее поставил на второе – не случайно основная армия Георга не остановилась на границе Бельгии, а продвинулась дальше. Пока только до Кёльна – но я почему-то не сомневался, что его величество только и ждет момента, чтобы снова ринуться в бой, отхватив и кусок земли побольше, и – если повезет – секретное оружие канцлера.

Но пока у него не нашлось даже формального повода сцепиться хоть с кем-нибудь – весь север Германии затих, и оттуда в сторону британской армии не прилетело ни одного снаряда, пули или боевого заклятья. Может, фон Веттин был и не самым приятным собеседником, но слово свое держал: Саксония, Бранденбург и Силезия присягнули на верность Хельге буквально на второй день вторжения. За ними от Каприви отвернулись вольные имперские города Бремен и Гамбург. Чуть дольше продержался курфюрст Ганновера – но, видимо, все-таки испугался поссориться с влиятельными соседями даже больше, чем боялся гнева канцлера – и где-то в начале марта отправил письмо, полное заверений в вечной верности.

Впрочем, не уверен, что Хельга его вообще получила. Почта в Европе в эти месяцы работала так себе – да и у новоиспеченной правительницы Священной Римской Империи дел было по горло. Разумеется, она не стала отсиживаться в относительно безопасном Ватикине, лихо отклонила приглашения всех трех монархов – и поспешила вернуться домой.

Через Швейцарию и владения фон Лихтенштейна – и оттуда сразу в Тироль. Я не сомневался, что ей хватит талантов собрать из местных ополчение, готовое пойти за истинной правительницей Рейха хоть к черту на рога – и все же даже представить не мог, что под знамена с родовым гербом Габсбургов встанет целая армия. И не только Одаренные аристократы, связанные клятвами с покойным кайзером или желающие возвыситься, но и простые люди.

Иннсбрук встречал наследницу германского престола с цветами и флагами – и уже к концу февраля ее личная гвардия выросло с пятисот человек до почти четырех тысяч. Тирольские стрелки сами рвались идти хоть на Зальцбург, хоть до самой Вены, чтобы вытряхнуть канцлера из кабинета и поднять на штыки прямо на площади перед Хофбургом.

Но для начала Хельге предстояло закончить дела с Баварией, которая и без нее уже вовсю полыхала. Знать во главе с курфюрстом из рода фон Виттельсбахов присягнула новой императрице, однако полиция и военные чины остались верны канцлеру – и к тому же ничуть не стеснялись действовать: они даже попытались арестовать мятежных аристократов, собравшихся в Мюнхенской резиденции. Но его сиятельство курфюрст, несмотря на весьма почтенный возраст, не растерял ни силы Дара, ни пороха в пороховницах: расшвырял солдат вместе с офицерами, убив семнадцать человек, проделал в стене дворца дыру размером с панцер – и исчез.

И уже через сутки в столице Баварии началась резня. Одаренные каждую ночь жгли солдат десятками – и те не оставались в долгу, расставив на перекрестках орудия и пулеметы и расстреливая все, что движется. Командир гарнизона бросил военные части прямо на улицы города и изо всех сил пытался удержать власть.

Почти весь март в Мюнхене не стихала стрельба, и