Пока клиент разглядывает контракт и так, и этак, Деви укоризненно шепчет мне:

— У тебя ритм сбоит, как у пенсионера.

Пожимаю плечами. Стоило сделать перерыв, да, но позже мог и не донырнуть, или заказ перехватил бы кто-то другой. Конкурентов нынче развелось, хоть отстреливай.

— А ничего, что он тут? — осторожно уточняет клиент. — Не возобновится в будущем?

— Будущего нет, — снисходительно отвечаю я. — Только настоящее и прошлое.

Прощаемся с клиентом и выходим из офиса.

— Похоже, нам надо серьёзно потолковать за безопасность, — начинает Деви, сдвинув брови.

— Дорогая помощница, рад, что ты искренне волнуешься за меня, но я в этом деле уже тридцать лет и три года. А ты сколько?

После глубоких нырков я всегда слегка на взводе.

— Между твоими погружениями слишком малые разрывы. Я читала отчёт твоей предыдущей помощницы. Ты попал в реанимацию!

Её суровость даже умиляет, хоть и может выйти боком, если нажалуется начальству.

— Выкарабкался же…

— Так, — Деви резко останавливается и разворачивается ко мне. — Если ты скопытишься от перенапряжения, то всего лишь умрёшь или сойдёшь с ума! И закончишь дни в дурдоме счастливым идиотом. А мне идти по жизни дальше с увольнением по статье и запятнанной репутацией!

— Ого, а ты корыстна.

— Это ты катастрофически эгоистичен! — Деви отмахивается и идёт к нашей машине.

Улыбаюсь. Она будто знает меня тысячу лет. Эта уверенность на грани наглости подкупает, надо признать.

Деви садится за руль — после погружения Ходокам нельзя вести.

— Извини, ты права. Не подумал о твоём будущем.

Устраиваюсь рядом, достаю из бардачка шоколадку и предлагаю Деви, но она только фыркает.

— Ты могла бы выбрать Ходока с дисциплиной получше.

— Как будто был выбор! Или алкаш, который сорвётся в ближайшие пару нырков, или ты. Я больше смотрела на уровень мастерства.

— Боишься, что кто-то умрёт у тебя на руках? — догадываюсь я.

— Да, — ответ звучит так сухо, что закрадываются подозрения.

— То есть такое было…

Деви слегка бледнеет. Да, не лучший разговор для первого совместного рабочего дня.

— По кофейку? — киваю в сторону окна. — Угощаю. В качестве извинения за своё поведение.

Мы останавливаемся у кофейни. Здесь шумно, но после тишины прошлого это то, что нужно. Я прошу два латте.

— Как ты стал Ходоком? — спрашивает Деви, пока ждём заказ.

Прислушиваюсь к ощущениям. Вроде последствия двух инъекций прошли, пальцы уже не дрожат.

— Ходок спас мне жизнь в детстве.

— Ого, меня бы это тоже впечатлило. А почему так часто стал нырять? Смотрела твою статистику и, скажу честно, последнее время ты ведёшь себя непрофессионально.

— Деньги-деньги, — бормочу невнятно только что придуманное оправдание. — До пенсии осталось всего ничего.

Девушка за стойкой с улыбкой передаёт мне два стаканчика. Устраиваемся с Деви за столиком. Только сейчас могу её без спешки разглядеть. Тёмные волосы, светлая кожа и чуть раскосые карие глаза — где-то я уже видел подобное сочетание черт.

— Всё-таки ты эгоистичный и меркантильный, — заключает Деви. — А ещё меня корыстной обозвал.

Впрочем, сказано без злости. Хмыкаю. Настоящая причина есть, но рассказывать её первой встречной? Но Деви вовсе не кажется незнакомой. Не знаю, что на меня нашло. Может, последствия погружения, или вкус кофе, или её восточный взгляд. Я вдруг понимаю, что говорю и уже не могу остановиться.

— Это случилось летом. Мне было шесть. Духота, помню, стояла страшная. Мы с отцом поехали на озеро. И всё было замечательно, пока отец не заснул. Я так отчаянно скучал, что, в конце концов, нарушил прямой запрет и пошёл к воде. Там была лодка.

Опускаю взгляд, пытаюсь поймать убегающие воспоминания. Побочный эффект изменения прошлого — сложно восстановить причинно-следственные связи.

— Помню зеркальный блеск воды, запах озера, тяжёлые вёсла… Они ускользали из рук, я едва мог их удержать… А потом раз — и уже стою на берегу, и ко мне бежит папа.

— Ты утонул, — очень тихо говорит Деви.

— Да, и через три дня после этого события меня вынес Ходок. Даже не представляю, что пережили родители… Но было кое-что ещё.

Готовлюсь как перед нырком. Не так-то просто рассказать о том, что сидит занозой в сердце столько лет.

— В лодке со мной была девочка!

— Ясно, — Деви отодвигает стаканчик. — Её оставили тонуть.

Отпиваю латте.

— Все в один голос твердили, что её не было. Ходок, отец, свидетели — никто не видел. Врать Ходоку не имело смысла, никто не осудил бы его, даже будь там ещё ребёнок. Слишком сложная для тех лет операция. Да ещё и на воде.

— Может, это была галлюцинация?

— Нет, не верю. Слишком хорошо помню её: красное платьице, сандалики, разбитые коленки, цветная резинка на чёрных волосах… Лицо вот только забыл.

Помощница молчит, а я уже жалею, что поддался порыву всё рассказать. Пытаюсь понять по лицу Деви — поверила или нет, но раскосые глаза непроницаемы, как глубины времени.

Пора возвращаться в офис.

— Спасибо, что выслушала, — улыбаюсь.

— Знаешь, — впервые за наше знакомство вижу, что она тщательно подбирает слова. — Думаю, что иногда надо оставить прошлое в прошлом. Иначе можно лишиться будущего.

— Будущего нет, — напоминаю я, и мы прощаемся.

Всю ночь мне снятся жаркое лето, девочка без лица и Деви. А на следующее утро раздаётся звонок.

В трубке голос начальника:

— Виктор, ты временно отстранен от работы.

— Что?! Почему?! — вскакиваю с кровати.

— По ходатайству твоего помощника.

— Деви? Но…

— Тебе нужно отдохнуть и восстановиться…

Жму отбой и швыряю телефон на кровать. Отлично! Стоп, я не мальчик, чтобы так реагировать. Опять беру телефон и нахожу номер Деви.

— Да, Вик, — голос звучит настороженно.

— Как это понимать? — стараюсь говорить спокойно. — Что ты наваяла в своём отчёте? Что я псих, ныряющий за галлюцинациями?!

— А что ещё я должна была написать?

Это как удар под дых. Да она издевается!

— Ничего! Это детское воспоминание! Я не зациклен на нём!

— В самом деле? — её голос звучит странно. — Вик, я видела, как сходят с ума и умирают люди, слишком глубоко погрузившиеся в прошлое… Знаю, что обидела. Но попробуй меня понять!

Вдруг осознаю, что сжимаю телефон слишком сильно.

— Деви, ты хочешь отправить меня в отставку?

— Тебе всё равно недолго осталось до пенсии, сам говорил.

Сажусь на кровать. Спокойно. Вдох. Выдох.

Как со стороны слышу свой спокойный вопрос:

— Почему?

Она молчит целую минуту.

— Мне жаль, Виктор.

Не сразу понимаю, что она положила трубку.

Следующие два дня я пью. Имею право, раз меня отстранили. А по ночам мерещится девчонка в красном платьице, которую я зову почему-то Деви. Хотя они совсем не похожи. Просто обе предали меня. Одна, как уверял какой-то психолог,