добыче, переработке и технической стороне управления нефтяными месторождениями. Финансисты были новыми специалистами по финансовым вопросам. Они были моложе, и они пришли в нефтяную промышленность только в процессе приватизации и в значительной степени благодаря тому, что руководили банками или финансовопромышленными группами. Это различие имеет аналоги во многих отраслях постсоветской промышленности, и его часто отмечают как внутри, так и за пределами России. Приведем лишь один пример: непрерывная череда конфликтов и компромиссов между нефтяными генералами и финансистами – как внутри отдельных компаний, так и в нефтяном секторе в целом – является основной темой большей части грандиозной работы Густафсона «Колесо фортуны» [Густафсон 2017]. Густафсон рассматривает различия между нефтяниками и финансистами прежде всего как вопрос стиля управления и менталитета и показывает, как различные навыки, инстинкты и стили руководства роковым образом пересекались с изменявшимися политическими условиями. (Дерзкие и откровенные методы финансиста М. Б. Ходорковского, утверждает Густафсон, сыграли главную роль в крахе его компании «ЮКОС».)[172]

Я предпочитаю рассматривать нефтяников и финансистов скорее не как типы личности, а как различные типы сообществ и отношений, сформировавшихся в постсоветском нефтяном секторе и связанных, соответственно, с промышленным капиталом и с финансовым капиталом, – которые объединяются в капиталистических корпорациях всех сортов. С этой общей точки зрения важнейшая задача при изучении корпораций состоит в том, чтобы исследовать и типологизировать разнообразные способы, которыми эти виды капитала в реальности объединяются[173]. В нефтяном комплексе Пермского края, пожалуй, самым ярким аспектом этого процесса была его явная пространственная локализация. Напомним, что в результате соглашения между краевой администрацией, «большим “ЛУКОЙЛом”», ПФПГ и «Пермнефтью» в Пермском крае были созданы две отдельные дочерние компании «ЛУКОЙЛа». Хотя оба совета директоров возглавлял один вице-президент «большого “ЛУКОЙЛа”» – Р. У Маганов, нефтяник, чья карьера началась на нефтяном месторождении Лангепас в Западной Сибири [Черников 2003], – два региональных подразделения были совершенно различны. На юге находилось ООО «ЛУКОЙЛ-Пермнефть», унаследовавшее большую часть стареющих нефтяных месторождений и производственной инфраструктуры Пермского края, а также большую часть административного персонала региональной нефтяной промышленности. Таким образом, здесь располагались основные владения нефтяников Пермского края, и во второй половине 1990-х годов здесь шла борьба вокруг преобразования производства, трудовых отношений и старых моногородов нефтедобывающей промышленности в ожидании сокращения добычи (даже спустя годы после острого кризиса начала 1990-х некоторые прогнозы предсказывали, что в период с 1998 по 2006 год добыча в ООО «ЛУКОЙЛ-Пермнефть» снизится на 25 %)[174]. На севере находилось ЗАО «ЛУКОЙЛ-Пермь», которым владели в равных долях «большой “ЛУКОЙЛ”» и ПФПГ. Персонал центрального офиса ЗАО «ЛУКОЙЛ-Пермь» состоял в основном из ветеранов петробартера и работы с топливными векселями, выпускавшимися ПТБ и ПФПГ, то есть из новых региональных финансистов во главе с Кузяевым и его заместителями. Несмотря на то что компания также добывала нефть – в первую очередь для выполнения региональных государственных контрактов, – она все активнее участвовала в сложных финансовых сделках, которые начали объединять нефтяную промышленность Пермского края и многие другие крупные проекты «ЛУКОЙЛа» по всему миру в международный нефтяной комплекс. «В итоге мы получили два “ЛУКОЙЛа”: один очень советский, другой очень буржуазный», – так один из моих собеседников емко охарактеризовал для меня эту ситуацию.

* * *

В своих рассуждениях о советских городах нефтяного сектора в главе первой я отметил, что нефтяник Кобяков описывал Чернушку как «натуральное хозяйство». Возвращение в Чернушку в постсоветский период наглядно проиллюстрирует некоторые трансформации, происходившие на территории ООО «ЛУКОЙЛ-Пермнефть» на юге Пермского края после его присоединения к «большому “ЛУКОЙЛу”». В конце советского периода в НГДУ «Пермнефть» добывалось 45 % нефти Пермского края и работало около семи тысяч человек. Нефть Чернушки, как и большая часть нефти на юге Пермского края, была вязкой и сернистой, и в начале 1990-х годов было особенно трудно найти нефтеперерабатывающие предприятия, готовые с ней работать, что привело к временной остановке добычи в этом районе[175]. Перспективы будущего развития также были мрачными: более 80 % запасов Чернушки были классифицированы как трудноизвлекаемые. Как и в других нефтедобывающих городах юга Пермской области, в позднесоветский период вокруг НГДУ «Чернушка» возникла социальная сфера колоссальных размеров, включавшая магазины, клубы, школы, детские сады и более 280 000 квадратных метров жилой площади [Бондаренко 2003: 122]. В 1992–1994 годах, еще до прихода «ЛУКОЙЛа» на нефтяные поля региона, НГДУ «Чернушка», в соответствии со всеобщими тенденциями, переводило многие свои магазины и школы на баланс города, хотя среди местных корпораций оно все равно сохраняло наибольшее влияние на работу социальной сферы [Healey, Leskin, Svetsov 1999; Rogers 2006]. На этом этапе «Пермнефть» оставила за собой жилые дома, где жили нефтяники и их семьи. На самом деле, несмотря на избирательную муниципализацию, взаимозависимость Чернушинского НГДУ «Пермнефти» и города Чернушки в самом начале 1990-х годов только усиливалась: по мере того как суверенитет приобретали организации, находившиеся на все более низких уровнях структуры власти, в Чернушке усиливалось влияние сообществ местных политиков и нефтяников, что позволило им предъявлять повышенные требования как к «Пермнефти», так и к региональным органам управления.

Ситуация была такова: снижение добычи, неясные перспективы открытия новых месторождений и мощные локальные сообщества, выступившие против руководства «Пермнефти», когда в 1995–1996 годах компания превратилась в ООО «ЛУКОЙЛ-Пермнефть». Самыми острыми проблемами оставались демонетизация и взаимная задолженность, поэтому в период с 1995 по 1997 год ООО «ЛУКОЙЛ-Пермнефть» приступило к осуществлению широкомасштабного плана по наведению порядка в финансовой сфере. Его огромные долги были в основном ликвидированы к 1999 году – в значительной степени благодаря участию компании в вексельной системе, управляемой подразделением ЗАО «ЛУКОЙЛ-Пермь» на севере, и в меньшей степени благодаря улучшению возможностей международного экспорта, которое обеспечил «большой “ЛУКОЙЛ”» (примерно 21 % продукции ООО «ЛУКОЙЛ-Пермнефть», большая часть которой была добыта на Чернушке, в 1997 году отправился на экспорт)[176]. Чернушинское НГДУ было одним из трех НГДУ, вошедших в ООО «ЛУКОЙЛ-Пермнефть» в момент присоединения к «ЛУКОЙЛу» в 1995 году, и результаты его первых лет в составе подразделения «ЛУКОЙЛа» оцениваются большинством как значительное улучшение по сравнению с началом 1990-х годов, а также по сравнению с общей обстановкой в ненефтедобывающих районах юга Пермского края. То есть сюда вновь потекли и нефть, и зарплаты.

Однако после финансовой стабилизации ООО «ЛУКОЙЛ-Пермнефть» приступило к реализации масштабной программы реструктуризации трудовых ресурсов, направленной на разрушение модели «натурального хозяйства» нефтяного города и, внутри самой компании, на то, чтобы сделать добычу нефти своей основной деятельностью. Центральным элементом этой реструктуризации стала попытка ослабить влияние старых НГДУ – таких как располагавшееся в Чернушке. В 1999 году компания начала переход к двухуровневой системе