Шрифт:
Закладка:
— О, ты тоже так умеешь? — нисколько не удивился Наран. — Здорово. А ещё что можешь?
Раздосадованная его равнодушием, Лисяна встряхнула кистями рук и огляделась. Она бы выложила защитный круг, прочитала бы заговор — да было нечем. Ни камней, ни ниток, ни, уж тем более, соли.
— Колдовать собралась? Ведь не успокоишься?
— Не успокоюсь, — жестко ответила она, даже не подозревая, что Наран ей невольно восхищается сейчас. — Забыл, что я тоже воин? Если ты настаиваешь на дежурстве, разбуди меня перед рассветом да дай свой лук. Знаешь ведь — умею.
— Не разучилась еще?
— Про осаду Лисгорода угурами слышал? — спокойно ответила она. — Так я на стенах была, стреляла.
Наран кивнул равнодушно, снова никак не показывая своего отношения. Обидно, но Лисяна переживет. Прошли те времена, когда она зависела от чьего-то мнения и добивалась чьего-то восхищения. Но факт оставался фактом: она могла дежурить на одном уровне с ним.
— На самом деле, — Наран огляделся вокруг и снова сверкнул зубами. — Ты права. Явной опасности я не ожидаю, откуда? А о хищниках или разбойниках нас предупредят кони. Да, Салхи?
Словно понимая его, конь степняка тихо всхрапнул. Ах да, Наран ведь всегда со своими лошадьми разговаривал!
— Так что ложись спать спокойно, хуухэд (*малышка). Я чуть позже к вам присоединюсь.
Листян вдруг покраснела и отвернулась. Опустилась на одеяло рядом с сыном, погладила мальчишку по рыжим кудрям, уткнулась носом ему в затылок, притихла.
А Наран, конечно, и не собирался ложиться. Во-первых, одеяло было одно только — куда ему лечь, рядом с ней? Так близко? И без того его било молнией от одного только его запаха, от алых приоткрытых удивлённо губ, от пристального ее взгляда. Он хотел ее отчаянно.
Там, в Лисгороде, было по-другому. Она была чужой, другой. Непривычная тяжелая одежда, запахи благовоний, даже имя — не то. Лисяна Матвеевна. Чужая жена.
А сейчас она скинула свою шитую золотом и жемчугом шубу, заплела волосы в множество коротких мелких косичек, глазами полыхнула — и он ее узнал. Это все ещё была та женщина, которая сводила его с ума.
Он думал, что выздоровел, но ошибся. Наваждение никуда не делось, пожалуй, только стало ещё сильнее. Перед ним была не наивная неопытная девочка, а женщина в самом расцвете своей красоты. И — мать его сына.
Так и просидел почти до рассвета у застывшего костра, размышляя. Его жизнь менялась быстро и необратимо. Хорошо это или плохо — предки рассудят. Вот только дураком Наран не был никогда и понимал, что вот он, его шанс. Ему нужен его сын. Он хочет его забрать. А Листян… кажется, тоже нужна. Даже спустя столько лет нужна. А значит, нужно действовать. Дипломат он или мальчишка порывистый? Сколько переговоров провёл, сколько союзов заключил? Женщина — добыча непростая. А эта женщина — вдвойне, втройне опасна. Один раз она оставила его в дураках. Он всегда будет об этом помнить.
Уже на исходе ночи Наран понял, что засыпает. Поднялся, повесил котелок с водой над огнем, неслышно подошёл к спящему сыну и осторожно толкнул его носком сапога в колено. Тот мгновенно распахнул ресницы, словно и не спал, вопросительно поглядел на Нарана темными, как у матери, глазами.
— Вставай, будешь дозорным. Мне нужно поспать.
Мальчик кивнул, тихонько поднимаясь. Потянулся, заглянул в котелок неторопливо, сам себе кивнул.
— Травяной чай в холщовом мешке, курут в кожаном свертке. Сообразишь.
И кто только мог подумать, что Ингвар — сын мора? Он ведь абсолютный степняк! Все повадки у него — как у хищного зверя. И взгляд этот спокойный, и невозмутимое лицо, и плавные неслышные движения. Очень похож на Баяра, на своего дядю. А если бы Наран видел себя со стороны, то понял бы, что сын — его копия.
Не возражая и не возмущаясь, парнишка уселся возле костра, а Наран упал на одеяло, пытаясь не коснуться Листян даже краем одежды, и мгновенно уснул.
Через три дня подъехали к реке. Лисяна уже узнавала эти места. Или ей просто очень этого хотелось?
— Я думаю, нужно остаться здесь на пару дней, — разрушил тягостное молчание Наран. — Подождать мое посольство. Они ехали по дорогам, мы заметно их обогнали.
Три дня они почти не разговаривали. Какое-то напряжение было, недосказанность. Лисяна отчаянно страдала от его равнодушия и укоров совести, все чаще напоминавших ей: и поделом тебе, когда-то ты вела себя гораздо хуже. Он хотя бы не заманивает тебя, не целует, а после — не отталкивает. Просто — не любит и не хочет.
А Наран старался держаться от своей бывшей возлюбленной подальше. От запаха ее волос, от движений ее тела. Просыпаться рядом с ней — тёплой, заспанной, нежной, приветствующей его хрипловатым от сна голосом — отдельная пытка. Каких трудов стоило ему это равнодушие — знали только великие предки. воображение сводило с ума. Если бы не Ингвар и его пытливый взгляд, наверное, он бы сдался. Видел ведь, что сейчас — не откажет. И трепет ее ресниц видел, и смущенный румянец, и тихие вздохи украдкой.
Что ж, теперь она сочла его достойным своего интереса. Наверное, он мог гордиться. И даже подумать о том, что Листян вполне могла бы стать той, кто заполнит пустоту и холод его ночей. Почему нет? Так он убьёт двух кусарок сразу: и женщину получит, и своего сына. А может, она родит ему ещё детей. Наран бы хотел.
Иногда он грустил, глядя на то, как Баяр лежит на земле, раскинув руки, а его дочери ползают по нему, тормошат, целуют, хохочут… Дети — это великое счастье и благословение. Он обожал детей Баяра и Дженны, но так мечтал о своих!
И вот его сын был рядом, а Наран не мог его даже обнять. Все, что ему было доступно сейчас — это учить мальчика всему, что знал он сам.
— Ингвар, что насчёт охоты?
— Согласен! Наран-гуай, а рыба в речке есть?
— Сколько угодно. Пойдём на мелководье, там руками ловить можно.
— Ингвар, это плохая идея, — вмешалась Лисяна. — Я не разрешаю.
— Я буду осторожен, матушка, — обаятельно улыбнулся отрок. — Не волнуйся.
Но, судя по тому, что вернулись мужчины мокрыми с головы до ног, осторожны они не были. Ингвар хохотал, мотая головой и разбрызгивая капли воды с кудрей, а Наран был обнажён до пояса, а в рубахе своей нёс несколько крупных рыбин.
Но испуганная Лисяна даже не обратила на это внимания, хотя ещё днём раньше разглядела бы во всех подробностях. Теперь же ее просто начало трясти.
— Я же запретила заходить в воду, Ингвар, — тихо и спокойно начала она.
— Да ну, со мной все хорошо, матушка, — отмахнулся мальчик. — Наран-гуай учил меня плавать. О, ты не поверишь, река такая… сначала мелко-мелко и вода тёплая, а потом — омут и холодные ключи! Наран меня в омут столкнул, так я сразу сообразил, что нужно делать. Мама, я немного научился плавать!
