Бадран ослабил цензуру и контроль над прессой – но парламент не удовлетворился половинчатыми мерами. В январе 1990 года он вынес главе кабинета вотум недоверия. Чтобы сохранить должность, Бадран пообещал обеспечить публичное расследование коррупционных преступлений.

Однако вместо борьбы с коррупцией началась амнистия политзаключенных – причем Бадрана даже похвалила международная правозащитная организация «Amnesty International». Но иорданцы жаждали расправы над взяточниками. Наконец, премьер-министр поручил генпрокурору возбудить уголовные дела в отношении дюжины чиновников. Впрочем, обвиняемые представляли собой лишь верхушку айсберга. Коррупционные схемы пронизывали иорданский истеблишмент. Бадрана спас случай – общественность переключилась на конфликт Саддама и кувейтского шейха Джабера III. Летом 1991 года – незадолго до иракского вторжения в Кувейт – премьер-министр заявил, что расследование прекращено, ибо отсутствуют основания для судебного разбирательства. Иорданцы, увлеченные ситуацией в Персидском заливе, не отреагировали на это заявление.

Впрочем, Бадран мог похвастаться и реальным достижением – ему удалось снизить популярность исламистов. Ради этого председатель правительства сделал министром образования Абдуллу Акалейха – члена «Братьев-мусульман»*. Бадран знал, что инициативы радикалов обескуражат народ – и потому дал им немного власти. Воодушевленный Акалейх запретил отцам школьниц посещать спортивные занятия, тренировки и соревнования, где участвовали их дочери. Министр объяснил это тем, что мужчины развращаются, наблюдая, как девочки выполняют физические упражнения. Иорданцы закономерно возмутились – и на какое-то время отвернулись от «Братьев-мусульман»*.

Кульминацией реформ стало принятие 9 июня 1991 года нового конституционного документа – Национальной хартии. Иордания провозглашалась демократическим правовым государством, которое придерживается принципов верховенства права и политического плюрализма, а также черпает свою легитимность в свободном волеизъявлении народа. Кроме того, в соответствии с Хартией, Иордания являлась хашимитской монархией, а король Хусейн – ее законным правителем. В свете волнений 1989 года монарх чувствовал себя не совсем уверенно.

На международной арене Хусейн и вовсе дурно выглядел. Причиной тому – его пресловутая дружба с Саддамом. Любое действие Багдада – будь то «случайный» полет иракских бомбардировщиков над долиной реки Иордан летом 1989 года, предложение сформировать ирако-иорданскую эскадру ВВС в феврале 1990 года или угроза Саддама «сжечь половину Израиля» в апреле 1990 года – будоражило Ближний Восток. Арабы считали Хашимита верным союзником Саддама. По замечанию английского историка Филиппа Робинса, Саддам был неуправляемой ракетой, а Хусейн не смог предоставить ему систему наведения.

В августе 1990 года иракская армия атаковала Кувейт – и Хусейн моментально предложил примирить хищника и жертву. Это позволило бы монарху сохранить хорошие отношения с обоими государствами – иначе ему бы пришлось занимать чью-либо сторону. Однако нежелание короля дистанцироваться от Саддама подрывало его репутацию миротворца. Пока Багдад утверждал, что не собирается захватывать Кувейт, и пока Ближний Восток не раскололся на сторонников и противников Саддама – позиция Хусейна была понятна. Но к 10 августа – после аннексии Кувейта Ираком – Хашимиту больше никто не верил.

По выражению Робинсона, в арабском мире Хусейн остался в «маргинальном меньшинстве» – в окружении тех, кто не примкнул к антииракской коалиции. Такими «маргиналами», помимо Иордании, являлись Ливия, Йемен, Судан и ООП. Единственным местом на земле, где Хусейна любили и понимали, было его королевство. Хашимит ослабил цензуру, разрешил любые демонстрации – дабы иорданцы могли «выпустить пар» – и много говорил о том, что верит в свой народ. Подданные его обожали.

Между тем Багдад держался крайне самоуверенно. ООН потребовала прекратить оккупацию Кувейта – но Саддам не реагировал на предупреждения. Ни введение торгового эмбарго, ни операция «Щит пустыни»,[76] ни морская блокада Ирака американскими ВМС не возымели ни малейшего эффекта.

В ноябре 1990 года Совет Безопасности ООН принял резолюцию № 678. Ираку давался срок до 15 января 1991 года для вывода войск из Кувейта. Саддам проигнорировал резолюцию – и грянула «Буря в пустыне».[77] Хусейн затаился и решил переждать войну, не провоцируя ни США, ни арабские страны, настроенные против Саддама. Однако он по-прежнему уклонялся от критики Багдада.

Несмотря на это, идиллические отношения между иорданским королем и иракским президентом вскоре рухнули. В августе 1995 года в Иорданию бежали два родственника Саддама – братья Саддам Камель аль-Хасан аль-Маджид и Хусейн Камель аль-Хасан аль-Маджид. Первый возглавлял личную гвардию диктатора. Второй был министром промышленности и минеральных ресурсов Ирака, а также руководил военными программами. По официальной версии братья похитили миллионы долларов из госбюджета – но на самом деле они хотели свергнуть Саддама и занять его место.

Укрывшись в Аммане, Хусейн Камель начал позиционировать себя как лидера иракской оппозиции. И тут в короле взыграли династические амбиции. На протяжении 37 лет он не оставлял надежду вернуть Междуречье под власть Хашимитов – и теперь все чаще твердил, что скоро в Ираке наступит новая эра.

Но положение Хусейна Камеля и Саддама Камеля было шатким. Иракские диссиденты, проживавшие в Иордании, отказались с ними сотрудничать – ведь ранее братья участвовали в репрессиях и лично пытали политзаключенных. Ни одна из западных стран не предоставила беглецам политическое убежище. Саддам тем временем клялся помиловать предателей – и братья имели неосторожность поверить ему. В феврале 1996 года они вернулись в Багдад – и были убиты. Вместе с ними умерла и давняя мечта Хусейна о хашимитском Ираке.

Монарх никогда открыто не претендовал на роль повелителя Месопотамии – но трогательная дружба с Саддамом не мешала ему привечать иракских оппозиционеров. В Аммане даже работало представительство «Национального согласия Ирака».[78] Лишь весной 1996 года Хусейн смирился с тем, что никогда не займет престол в Багдаде.

Конечно, намерения короля никогда не были прозрачными – но и в международной политике многое делалось втайне от него. В 1993 году евреи начали секретные переговоры с ООП. Вскоре израильский премьер-министр Ицхак Рабин и Ясир Арафат торжественно подписали Декларацию о принципах в Вашингтоне. ООП признала право Израиля на существование в мире и безопасности. Израиль в ответ признал ООП представителем палестинского народа.[79]

Узнав о переговорах между Израилем и ООП, Хусейн обиделся. Арафат украл у него не только пальму первенства в региональном миротворчестве, но и мечту о возвращении Западного берега. Однако в будущем договор с еврейским государством оградил бы Иорданию от участия в очередной арабской войне против Израиля. Король, страдавший от рака, прекрасно понимал это – и у него оставалось не так много времени.

Всего через 22 часа после подписания Декларации о принципах Израиль и Иордания утвердили повестку переговоров. 26 октября 1994 года соглашение было заключено. Гордый монарх назвал его своим «величайшим достижением».

Однако Декларация о принципах датировалась 13 сентября 1993 года – и, значит, ООП опередила Хашимита. В 1994 году Нобелевский комитет наградил премией мира Шимона Переса,[80] Ицхака Рабина и Ясира Арафата – с формулировкой «За усилия, направленные на достижение мира на Ближнем Востоке». Хусейн не получил ничего – и в очередной раз подтвердил ироничную арабскую поговорку о том, что он всегда опаздывает вступить в войну и заключить мир.

Подданные доверяли королю, но не всегда поддерживали его. Наиболее показательный и трагичный инцидент случился весной 1997 года. Иорданский пограничник Ахмад Дакамса расстрелял группу еврейских школьниц – за то, что они шумели и мешали ему молиться. Хусейн приехал в Израиль и лично просил прощения у родителей убитых девочек. Однако многие иорданцы – включая политиков, а также деятелей искусства и культуры – требовали провозгласить Дакамсу героем. Взаимная ненависть евреев и арабов не может исчезнуть в мгновение ока. Арабоизраильский конфликт нельзя прекратить росчерком пера.

Постепенно Хусейн разочаровался в израильском руководстве. Так, премьер-министр Биньямин Нетаньяху, по мнению монарха, вообще не интересовался миротворчеством и сам искал конфликтов. Осенью 1997 года Нетаньяху поручил «Моссаду»[81] устранить Халеда Машаля – главу иорданского отделения ХАМАС.[82] В Аммане агенты «Моссада» впрыснули Машалю в ухо яд – но Хусейн спас ему жизнь, потребовав от Израиля противоядие. ХАМАС конкурировал с ООП, и король – хорошо помнивший «Черный сентябрь» (1970) – питал жгучую неприязнь к ООП и Ясиру Арафату.

Израилю пришлось выполнить еще одно требование иорданских властей – освободить 20 палестинских боевиков, в том числе шейха Ахмеда Исмаила Ясина. Шейх – духовный лидер ХАМАС – закончил бы свои дни в израильской тюрьме, если бы «Моссад» не провалил операцию