мне в грудь и обнимая меня за шею. Что-то лепечет, но от слух у меня теперь тоже на порядок ниже. Стук собственного сердца, барабанящий в ушах, не дает мне расслышать, что говорит малыш.

И в этот момент мелькает странная мысль.

Если потеря волчицы была некой своеобразной платой великой Луне, чтобы мой ребенок был жив и здоров, чтобы он снова находился со мной, то…

Я готова заплатить эту цену!

Знаю, что мне будет непросто. Знаю, что меня будет время от времени накрывать отчаяние, но…

Если мой волчонок будет рядом, я смогу… когда-нибудь привыкнуть к тому, что моя вторая половина умерла.

Ослабевшие руки начинают сильно дрожать, после чего съезжают вниз, выпуская Тима из своих тисков.

Внутри всё взрывается в протесте.

Не хочу отпускать его!

Мне нужно ещё хотя бы пару минут, чтобы впитать в себя детское тепло и уже окончательно успокоится, поверив уже до конца, что всё страшное позади и никто больше не посмеет причинить моему мальчику вреда.

Я всхлипываю с отчаянием, прикладывая неимоверные усилия, чтобы удержать руки на месте, но они начинают всё-таки медленно опускаться.

И тут происходит то, что я совсем не ожидаю.

Наши с сыном тела заключают в крепкие мужские объятия, фиксируя мои руки намертво в том положении, в котором они сейчас находятся.

Поднимаю голову, широко открыв глаза. И несмотря на слезы, четко вижу полные сочувствия глаза Тимура.

- Теперь с вами ОБОИМИ всё будет хорошо, Детка, - хриплый голос оборотня запускает волну дрожи во всем теле. –Я тебе это обещаю!

Глава 25

Сегодня ровно месяц после того, как я вышла из комы. Тридцать дней, наполненные самыми разными чувствами: счастье, радость, отчаяние, страх, боль, депрессия – и каждое из них я прочувствовала в полной мере.

После того, как пришла в себя, в клинике я пробыла буквально неделю. И именно боль сопровождала меня каждый лунный… а нет, теперь правильней будет говорить – каждый божий день.

Короче, как оказалось, без регенерации жить, черт побери, очень «весело». Постоянно что-то ноет, тянет и болит. И к концу дня ты, мать твою, ощущаешь себя буквально новорожденным – таким же слабым и беспомощным. И кстати, рыдать тоже хочется по сто раз на дню.

Счастье меня переполняло от того, что сын рядом, и от того, что вернулась в свой родной дом. Какая же меня охватила дикая радость, когда Тимур сказал, что мы все вместе едем в мою стаю.

- Если ты не против, я поживу с вами, - несмотря на его слова, там прослеживался четкий подтекст, что это даже не обсуждается.

Возражать я не стала, так как понимала – разделять их с сыном у меня больше не получится. В принципе, даже спасибо ему надо сказать за то, что он не потащил меня и Тима к себе, хотя и мог.

В стае меня встретили с радостью и возбужденным интересом. Ещё бы, такой уникальный случай в моем лице! Как именно мой зверь исчез, мы, само собой, никому не сказали. Пусть это так и останется тайной для моих людей – то, что у меня был такой опасный дар.

Страх возник после. Дав насладиться мне радостью от встречи с родичами буквально пару дней, Тимур сообщил неприятную новость.

Кирилл Зарубин исчез в тот самый день. И его поиски пока ни к чему не привели.

Мысль, что эта тварь может объявится в любой момент, приводила меня в дикий ужас. Как и то, что он может растрепать про мой, пусть и потерянный, дар. Всегда существовала вероятность того, что могут просто не поверить в то, что он исчез вместе с волчицей.

Привыкнуть к новым реалиям всё-таки оказалось для меня тяжелей, чем я поначалу думала. Спустя две недели меня накрыла депрессия и отчаяние. Убеждения самой себя, что всё к лучшему и главное, что сын в порядке – помогали с каждым днем всё хуже и хуже.

Доходило даже до такого, что мне казалось – волчица всё ещё внутри меня, где-то очень далеко, но она там. Но на любые мои призывы и мольбы отозваться была абсолютная тишина. И именно она, в сочетании с тем, что регенерации нет от слова совсем, доказывало, как же я ошибалась. Теперь я была простым человеком.

А в последнее время я стала раздражаться и беситься.

Появилась обозленность, казалось, на весь белый свет. Могла сорваться на каждого, кроме сына.

Особенно доставалось Тимуру. Он пытался как-то сгладить мои вспышки ярости, переводя всегда всё в шутку или, вообще, меняя резко тему, но…

Это бесило ещё больше.

То, как он ходит вокруг меня, можно сказать, на цыпочках.

- Мы собираемся с Тимом побегать в лесу, - раздается спокойный голос Тимура, выдергивая меня из моих мыслей. От неожиданности я вздрагиваю и резко поднимаю голову – Ты с нами?

Оборотень стоит в дверях кабинета, где я бездумно пялилась в бумаги вот уже как полчаса, смотря на меня пристально и терпеливо ожидая ответа.

Я не слышала, как он подошел. Впрочем, я теперь многого не слышала. Как оказалось, человеческий слух… м-м-м… дерьмовая вещь.

От его вопроса махом завожусь.

- Я пас. Вы же хотите побегать, а в моей компании вы будете плестись, как черепахи, - мой голос ровный, но сочится сарказмом, который я не могу сдержать. Легкое чувство вины заставляет опустить голову и уткнуться взглядом в бумаги.

Знаю, что Тимур не виноват в моем плохом настроении. И уж точно он не достоин такого моего тона после всего, что сделал для меня и сына, но…

В последние дни срывы происходят достаточно часто.

Как он ещё это терпит?

- В чем дело? – он приближается к столу, за которым я сижу.

- А тебя Тим не потеряет? – пытаюсь избежать разговора.

-