Я взял одежду, зашел за ширму и переоделся. Посмотрел в зеркало и остался доволен.

– Сколько я вам должен, господин Артемий?

– Нисколько, – говорит он мне, – в другой раз, – и протягивает свою толстую заскорузлую руку. Я попрощался с ним и убежал к нетерпеливо ожидавшему меня Янносу. Мы прошли мимо дома тети Марианфы. К счастью, он был заперт. Затем была лавочка Йоргоса-сапожника, мы быстро проскочили мимо его двери – Йоргос сидел, склонившись над работой, и не видел нас.

Никто нас не заметил. Оставалось последнее препятствие, а дальше – свобода. Это был дом еще одной моей тети, Фроси, она читала газету, развалившись в кресле на балконе. Нас спасла ее сильная близорукость. Ее слух, натренированный различать малейший шум, уловил звук наших шагов несмотря на то, что мы старались идти как можно тише, на цыпочках.

Она отложила газету и закричала сверху:

– Это ты, Аристомен? А почему ты так быстро вернулся?

Она думала, что это ее брат, вышедший на вечернюю прогулку, но прежде чем она осознала свою ошибку, мы были уже в квартале от нее.

Вскоре мы добрались до дома в узком пустынном переулке, который и был нашей целью. Уже начало смеркаться. Яннос позвонил в звонок условным сигналом. Дверь распахнулась, и мы поднялись по винтовой лестнице, ведущей к двери с разноцветными стеклышками. Старуха-служанка, открывшая дверь, проводила нас в гостиную. В тусклом свете мерцающих свечей в комнате можно было разглядеть огромную женскую фигуру. Драгоценный ладан курился в серебряной плошке, издавая приятный аромат. На удобном диване возлежала в ожидании нас сущая гигантская одалиска – госпожа Ольга.

– Здравствуйте, дорогие друзья! Я вас ждала. Я желаю вам беззаботного и приятного вечера, к чему обещаю приложить все усилия.

Яннос преподнес ей корзину, Ольга искоса рассмотрела ее и осталась довольна.

– Это королевский подарок, Яннос, особенно во времена лишений, теперь наставших, это очень ценно. Но и букет молодого человека меня растрогал. Белые розы – мои любимые цветы.

Я купил их в последний момент у бродячего торговца недалеко от дома госпожи Ольги.

Вскоре я убедился, что дом, где нас принимали, был не просто местом общественных собраний, но домом наслаждения и любовных утех. Яннос по благословению госпожи Ольги быстро исчез за закрытой дверью в сопровождении красивой белокурой девушки, одетой в длинное белое прозрачное платье.

Госпожа Ольга молча следила за всем неусыпным взором и то и дело поглаживала мою голову, выдувая ароматный дым из египетской трубки мне в лицо.

– Тетя Ольга, – говорю я ей, – а можно мне тоже в соседнюю комнату с девушкой?

– Помимо того, что соседняя комната занята, у меня есть строгий наказ от господина Янноса, что ничего такого не должно случиться. Но я могла бы сделать для тебя кое-какое исключение из правил этого дома. У тебя деньги есть? Я слышала, как монеты звенят у тебя в кармане. Сколько там?

– Много, тетя Ольга. Четыре серебряных двугривенника. Показать?

Я запустил руку в карман и отдал ей деньги. Она грациозно взвесила их на ладони и бросила в черную сумочку, висевшую у нее на поясе.

– Ну что, малыш, договорились, время еще есть. Ты будешь смотреть и учиться секретам любви.

И своей тростью она указала на маленькое тайное оконце над соседней дверью, его не было видно с первого взгляда.

– Возьми вот эту скамеечку, на которой стоят мои ноги, иди заберись на нее и посмотри.

Я забрался и, открыв оконце, увидел то, что еще больше распалило мою и без того безудержную фантазию.

Это был мой первый урок, и я очень благодарен за него госпоже Ольге.

Гранат

Он схватил гранат из серебряного блюда с тонкой ножкой на круглой подставке и с силой ударил им об стол. Спелый гранат лопнул, раскрылся и разбросал повсюду свои красно-желтые внутренности. Если немного посыпать сверху сахарной пудрой, можно сделать отличный десерт. И есть его прямо из шкурки – природное лакомство! И так тебе не нужен ни Костас Коккалос, ни его кондитерская. Но можно иногда заходить туда и глазеть на пирожные, которые Михаил Пличков, его старый помощник и официант, поднимал из пекарни в подвале и выносил наверх, в витрину магазина на первом этаже.

– На два гроша конфет, пожалуйста, – говорит Лиакос, мальчишка, сын господина Хтениса, аптекаря, и тянет Михаила за фартук.

– Каких? – спрашивает Пличков своим грозным голосом.

– Вот этих, вот этих, вот этих и вот этих. – Малыш показывает пальчиком на все подряд стеклянные банки с широким горлышком и огромной пробкой. Там такие кругленькие мелкие конфетки, разноцветные, покрытые тонким слоем инея, малюсенькие, словно головка большого гвоздя. Они похожи на тех голубых бабочек, что порхают над цветущей лавандой.

Михаил терпелив. Он медленно открывает одну банку за другой, специальным металлическим совком берет по две-три конфеты каждого вида и сыпет их в пакет из матовой оберточной бумаги, где напечатано: «Сладкие произведения». У каждого цвета свой вкус. У сиреневых – фиалковый, у желтых – лимонный, у красных – гвоздичный, у вишневых – коричный.

Мой помощник

Новая девушка, которую я нанял для помощи по дому, уже со второго дня проявила такое сверхъестественное усердие, что от ее натирания-перетирания и мытья-перемытья деревянного пола в моей комнате с дерева слез лак. Доски побелели, или, скорее, вернулись к своему естественному бледно-желтому, как у скелета, цвету. А также обнажились и вышли на поверхность все раны и темно-коричневые трещины дерева.

Сначала я страшно рассердился на девушку и подумал, что ее надо уволить. Но потом передумал, когда нагнулся и впервые почувствовал запах влажного дерева, оно благоухало, словно свежесрубленный кедр ливанский, несмотря на то, что было ему уже восемьдесят лет. С каждым утром, чем больше дерево приближалось к своему естественному состоянию, тем более пьянящие ароматы оно издавало. Затем я стал различать на дереве, помимо трещин, занимательные рисунки: бабочек, маленьких слоников, рыбок на вспененных волнах, листья папоротника… Эти рисунки бесконечны, и каждый раз, когда я склоняюсь их рассмотреть, они разные. Вот видите, я нашел, наконец, серьезное занятие после безнадежного бездействия своей одинокой жизни. Я даже подумываю зарисовать эти образы.

Итак, я не только не уволил свою помощницу, но и, вместо того чтобы дать от ворот поворот, дал ей прибавку к жалованию – две драхмы в месяц. Завтра я отправлю ее в город купить мне в канцелярском магазине бумаги и карандашей. Завтра, наконец-то, я начну серьезное дело.

Глаз

Я почувствовал боль в