Санька в камере не было. Я снова остался один. Усевшись на кровать, я почесал затылок, силясь отыскать среди обрывков сновидения, воспоминание, как моего сокамерника просят на выход. И не нашел. Значит, он ушел по-тихому. Не обманул дедок. Точно стукачок. Подсадили ко мне шныря, чтобы выведал, как я Катю грохнул.

Нет, я ее, конечно, не убивал… Жутко хотелось кушать. Саня ничего не оставил, ни чая, ни сахара. Я напялил тапки, дошел до бачка с водой и выпил сразу две кружки. Лучше не стало. Точнее стало, но совсем чуть-чуть. По опыту казарменной жизни я знал, что основа существования в замкнутом пространстве — порядок. Внутренний и внешний.

По распорядку дня подъем здесь в шесть утра. Я взглянул в окно. Темно. Значит, разбудили вовремя. До завтрака у меня часа полтора. Вагон времени. Я быстренько сделал зарядку: отжался, поприседал, качнул пресс, выполнил несколько упражнений на растяжку. Потом заправил свою кровать. Меня еще в армейке научили дедушки, как быстро и правильно отбивать кантик на кровати. А пару раз сброшенная на пол постель, заметно повысила уровень усвоения материала.

Здесь, к сожалению, нужных приспособлений не было, но это не помешало мне туго натянуть простынь, пододеяльник и одеяло, отчего моя постель почти что приобрела нужные прямоугольные формы. В таком состоянии в случае необходимости она не выдаст, что ты на ней до отбоя лежал. Если, конечно, шибко не елозить. В этом, как мне однажды в тайне поведал наш командир отделения, основная задача фанатично отбитых кантиков. Офицеры таким образом пытаются предостеречь солдат от безделья, а солдаты, вопреки всему, незаметно поваляться на кровати, когда туго натянутая постель более-менее сохраняет свою форму, даже если на ней вздремнуть полчасика. Ну и, к тому же, красиво — четкие линии отбитых и выправленных по ниточке кроватей. Армейская эстетика.

Затем я разделся и прямо под краном кое-как вымылся. Благо была горячая вода и мыло. Затем быстренько прибрался в камере, еще разок отжался, почистил зубы, попил водички и сел у окна, в надежде составить план действий, когда меня отсюда выпустят. Заря уже осветила мир за окном.

В голову почему-то ничего не лезло, только какой-то шум. Ужасно хотелось кушать. Я принялся прокручивать в голове вчерашний допрос и представлять, какие еще вопросы мог бы задать мне следователь и как бы я на них отвечал. Этим глупым занятием я убил время и дотянул до завтрака.

В коридоре послышалась возня. Вскоре раздался лязг открывающегося запора дверной кормушки.

—Соколов!— позвал меня неприятный голос с той стороны двери.

—Я!— армейская реакция на свою фамилию.

—Завтрак!— безразлично ответил голос.

После этого, в кормушку мне протянули тарелку овсяной каши, вареное яйцо, краюху серого хлеба и стакан чая. Я кое-как перехватил все это в свои руки. Дверца кормушки тут же захлопнулась, и я поспешил к столу.

Не ахти, конечно, какой завтрак, но я смел его за минуту. И эту соленую, почти остывшую овсяную кашу на молоке, которую никогда любил, и яйцо с почему-то посиневшим белком, и чай с отчетливым резким запахом водопровода, и серый хлеб, опостылевший мне еще в армейке. Принесли бы еще пару порций такого завтра, я бы их съел с неменьшим аппетитом.

Помечтав о добавке, я пошел мыть посуду.

—Кхе-кхе,— раздался у меня за спиной знакомый кашель.

—Ух,— вздрогнул я от неожиданности.

—Не по понятиям,— пробормотал старичок, неизвестно откуда появившийся и все также сидящий напротив моей кровати. Теперь в руках он крепко сжимал блестящую алюминиевую чашку с крепко заваренным чаем.

—Не понял… Ты как здесь вообще…

—Даже зенушная[21]шпана[22]так не делает,— не обращая на меня никакого внимания, продолжил дедуля,— похавал[23], суй в волчок[24]и живи дальше. Только свои клич[25]и коня[26]можешь помыть.

—Чего?

—По-свойски не ботаешь[27], ничего не разумеешь!— воскликнул дед и, обреченно покачав головой, аппетитно отхлебнул из чашки,— блатная музыка[28]— заслушаешься! Одно слово — Бруй[29]!

—Дед, хорош мне голову морочить,— разозлился я,— чего тебе надо? Где Катя?

—Остынь,— резко прохрипел дед,— где твоя бикса,[30]не знаю. Я вас на мопса не брал[31]. Я всегда на киче.[32]Просили, за тобой приглядеть, и все. Мигнуть кое-что. Чтоб ты лишнего не басил.[33]Больше ничего не знаю.

Я посмотрел на него внимательно. А дед-то — тертый калач. Похоже, он прожженный уголовник. Его просто так не возьмёшь. Я оставил недомытую посуду в раковине, повернулся к нему и, не желая показывать слабину, строго спросил:

—Так ты с Маришей или нет?

—Нет,— спокойно ответил дедок, прихлебывая чаек,— я тутошний. Да ты не горюнься, скоро боль[34]кончится.

—Да кто ты такой?

—Я же тебе говорил…

—Да, помню! Камеровой. Но как тебя зовут-то? Как ты вообще в камере оказался? И куда в прошлый раз пропал?

—Звать меня Никто, а фамилия у меня — Никак[35]. Хочешь, зови Иваном[36]! А, вообще, меньше знаешь — крепче спишь. Кхе-кхе…