испанский военный галеон, всё же добыча того стоила.

Я не спеша вышел на палубу. Обозлённые флибустьеры, не найдя добычи, выводили оставшихся испанцев наверх, вести допрос с пристрастием. Пленных поставили на колени в одну шеренгу, их осталось не так много, всего полтора десятка. Остальные испанцы уже кормили местных рыб. Хотелось порасспрашивать их насчёт золота, преследования и их нанимателей, но по внешности было ясно, что это простые матросы, парни с нижней палубы, и знают они не больше, чем случайные прохожие. Поэтому я просто оставил их на потеху команде.

Парни у меня были суровые. Обветренные, просоленные. Никаких колебаний или угрызений совести. Первому из пленных демонстративно вспороли брюхо, и только потом стали спрашивать. Как-то оно легче спрашивается, убедительнее, когда рядом валяется труп, смердящий кровью и потрохами, который всего секунду назад надменно и дерзко смотрел на своих пленителей.

Вопросы задавал Клешня, в основном сам, изредка прибегая к помощи переводчика. Словарного запаса, чтобы спросить, где деньги и может ли кто дать выкуп, хватало даже у меня. Я безмолвно наблюдал, прислонившись плечом к бизани, Клешня обернулся ко мне, быстро спросил взглядом. Я еле заметно кивнул в ответ, продолжай, мол. Я тоже никаких сентиментальных чувств к этим испанцам не испытывал.

Один из пленных что-то быстро забормотал, прося пощады. Мартинез, один из наших испанцев, перевёл в общих чертах. Ни денег, ни выкупа у этого пленного не было, и Клешня тут же полоснул его ножом по горлу, а трое пиратов выбросили тело за борт, как бесполезный груз. В глазах у Клешни не было никакого азарта, злости или возбуждения, только холодная деловитость, и это, наверное, пугало пленных испанцев сильнее всего. Хотя остальные флибустьеры кровожадно шутили и смеялись, наперебой предлагая всё новые и новые способы заставить пленников говорить. Некоторые способы удивили даже меня.

Испанцы смекнули, что все, кто не сочинит сказку про спрятанный горшок с золотом, отправятся за борт, и каждый теперь живо рассказывал про богатых родственников в Старом Свете, про ухоронку в каком-нибудь далёком порту Мэйна, про приданое своей жены и тому подобное. Истории звучали самые разные и самые фантастические, но сходились в одном. Не убивайте меня прямо сейчас, и я заплачу любые деньги. Я прекрасно понимал, что почти все эти истории — полная чушь, но больше с расправой флибустьеры не спешили.

Кое у кого деньги были на корабле, но суммы, разумеется, были небольшие. Кажется, если бы мы прошлись по закоулкам Сен-Пьера, снимая шапки и сшибая мелочь с прохожих, и то заработали бы больше.

Почему-то пираты начали спрашивать по второму разу, и вскоре я понял, зачем. Тех, кого ловили на мелких несоответствиях в наспех придуманной легенде, подвергали уже допросу третьей степени. Резали пальцы, лицо, поджигали пятки. Потом убивали и бросали за борт, пока остальные пленники, позеленевшие от страха, молча наблюдали за экзекуциями.

Для меня было даже удивительно, что испанцы, так ожесточённо сопротивлявшиеся абордажу, теперь не предпринимали никаких попыток напасть или спастись, прыгнув за борт, а молча сидели, как безропотные овечки. Вся их воля к сопротивлению вдруг закончилась. Кто-то молился шёпотом, кто-то смотрел в одну точку, кто-то ждал очереди, озираясь по сторонам, но никто не выглядел готовым к борьбе за жизнь. Как по мне, лучше было бы напасть на кого-нибудь и погибнуть от пули или клинка, а не ждать, когда тебя забьют насмерть или истыкают ножами потехи ради. Но я понимал, что это я сейчас так думаю, и кто знает, как бы повёл себя я в подобной ситуации. Наверное, постарался бы вовсе не даться живьём.

Горка ценностей на палубе оказалась смехотворно маленькой. Ну да, не всё коту Масленица. Я как-то уже привык к хорошей добыче, и невольно сравнивал всё с ней. В любом случае, даже груз кирпичей или птичьего гуано был бы лучше пустого, как барабан, трюма. Но оптимизма я старался не терять. В конце концов, одно дело, когда ты выбираешь добычу, и совсем другое, когда она сама нападает на тебя.

Из пленных испанцев осталось всего четверо запуганных и забитых матроса, которые пообещали за себя выкуп и смогли хоть как-то убедить недоверчивого Клешню. Ещё одного пленника отпустили по моему приказу, чтобы он собственно передал весточку о необходимости выкупа. Ну и рассказал всем о пиратском милосердии, конечно. Он и сам понимал, что ему несказанно повезло. Ему дали пообщаться с соотечественниками, с брига спустили шлюпку, дали чуть припасов в дорогу и отпустили на все четыре стороны. До берега недалеко, несколько часов активной гребли, и моряк будет уже в порту. Враждебном, но всё-таки в порту, а не в лапах у пиратов. Погрёб он отсюда, словно олимпийский чемпион. Оно и понятно.

Оставшихся бедолаг загнали в трюм «Поцелуя Фортуны», потом забрали с брига всё, что имело хоть какую-то ценность, расцепили корабли, пробили испанцу днище и поспешили уйти отсюда. Снова ремонтировать корабль, и Дюбуа громко матерился на испанских канониров, которые подкинули ему работёнки.

Я же немного поглядел на тонущего испанца, который пускал пузыри и закручивал водовороты, поглазел на снующих вокруг акул, приплывших на запах крови. Санитары моря, мать их. Такие же, как и мы.

Глава 38

Очень скоро мы подошли к Доминике, поделили скудную добычу с испанского брига и занялись ремонтом в спокойной дружелюбной атмосфере крохотного провинциального городка. Местные поначалу держались настороженно и даже враждебно, но узнав, что мы — французские корсары, постепенно оттаяли. Им просто повезло, что в их посёлке был всего один кабак, и громить единственный мы как-то стеснялись, понимая, что останемся без выпивки. Да и денег было не так много, чтобы кутить напропалую. Здесь мы не кутили, здесь мы занимались делом, потихоньку приводя «Поцелуй Фортуны» в порядок.

Но чем дольше мы сидели в этой глуши, тем чаще вспыхивали ссоры и конфликты, да и вообще было заметно, что парни начинают нервничать. Сплошная работа, никакого безделья, бедняга Джек не знает веселья. До топоров, драк и кровопролития пока не доходило, но уже опасно граничило с этим.

И всё чаще я слышал обрывки разговоров про золото. Золото то, золото сё. Флибустьеры строили планы, догадки, несколько раз пытались выспрашивать у меня, когда мы за ним отправимся, на что я неизменно отвечал, что не раньше, чем закончим ремонт бригантины. Шторм и сражение с испанцами здорово повредили наше судно.

Ладно хоть работа мало-помалу подходила к завершению. По-хорошему, нужно было вообще вытаскивать «Поцелуй Фортуны» на берег и