Шрифт:
Закладка:
— Что же, у всех жизнь непременно унылая?
— А какая она может быть, если само устроение жизни во всех смыслах уродливое.
— Я не люблю тех, кто склонен к выдумкам о себе и о своих, всегда необыкновенных! приключениях.
— Скажи уж прямо, что считаешь меня вруном. Не лжецом, поскольку ложь всегда корыстна, опасна и омерзительна, а вруном — безвредным придурком, шутом, сочиняющим ради потехи публики.
— Нет! — возмутилась я искренне, — не могу я тебя таким считать! Гелия как-то сказала, что ты игрун…
— Врун-игрун, а если я действительно прокачу тебя на летающей машине? И ты увидишь планету с высоты облаков?
— Когда? — у меня приостановилось дыхание, поскольку я теперь уже знала и о реальном наличии летающих машин.
— Да в любой подходящий для этого день.
— Зачем тебе были нужны те девушки, которых ты увлекал за облака? — спросила я, еле дыша от ревности к неведомым девушкам.
— Не были они мне нужны. Я всего лишь развлекал их, да и себя, пожалуй. Так было когда-то, но уже не теперь… Вот встретишь иногда милую девчонку, тонкую как луговой цветок, едва открывший свои лепестки, и думаешь, что хорошего преподнесёт ей будущее? Жалко всех становится… Ну и подаришь такую вот эмоциональную небесную конфетку, с просьбой никому о том не рассказывать никогда, а то за больную посчитают… Зря я о том Гелии рассказал. Она так ничего и не поняла… Она склонна как-то странно, но всегда негативно оценивать все мои качества.
— Гелия не единственная оценщица человеческих качеств тех, кто рядом. У других может быть совсем другое восприятие… — желая отвести от себя подозрение, чтобы он не догадался, насколько сильно моё восхищение им, я добавила, — Ифиса никогда с нею не соглашается. Они всегда спорят, но никогда не имеют одинакового мнения ни о чём и ни о ком. А Ифису ты не порадовал видом планеты с высоты облаков?
— Нет, — улыбнулся он, — она, я думаю, тяжёлая и никакое облако её не выдержит, — он уже по-настоящему шутил, не догадываясь о моей причастности к его тайнам.
— Она о тебе говорить не может без того, чтобы ни задыхаться через слово. Будто так и не отошла от какого-то пережитого восторга, что очень странно, учитывая её не юный возраст… — я замолчала, вдруг поняв, что напрасно ревную его к Ифисе — страдалице именно потому, что в ней не нуждались те, в ком остро нуждалась она.
Он проявил полное равнодушие к страданиям Ифисы. Он всегда воспринимал её в доме Гелии как прирученную кошку хозяйки, которую иногда и погладят, а иногда и пихнут, не заметив. Красивой женщиной он точно её не воспринимал. И вообще, появляясь в доме Гелии, он никого там в упор не различал. Может, из-за спешки, может, из-за собственного высокомерия, из-за презрения к артистической среде, а он даже об аристократах отзывался свысока и насмешливо. Поэтому я и боялась прежде столкнуться с ним, когда слышала о нём отзывы подруг Гелии.
— Какие именно качества тебя привлекают в мужчинах? Я обладаю ими всеми, а если нет, то я их разовью в себе обязательно.
— Никакие мужчины, да ещё во множественном числе, меня не привлекают.
— А в единственном числе? Такой есть? И о каком акробате речь? Разве я изображал какие-то трюки или ходил по проволоке? Хотя я и мог бы ради тебя пройтись по проволоке, натянутой над пропастью.
— А чему ты так радовался в тот вечер?
— Да как было не радоваться, когда я тебя нашёл в той толчее. Это было трудной задачей. Я потратил несколько часов, продираясь сквозь свирепые толпы своих потенциальных соперников. Я вспотел и даже нырнул в речку, чтобы охладиться. И тут удача. А может, улыбка самой Судьбы. Едва я вылез из божественно-отрадной прохлады воды на отмель, как учуял чьё-то приближение! Я едва успел одеться. Хорош бы я был, предстань перед тобой в натуральном костюме водяного. Слышу, девушки обсуждают ужасные вещи, что именно тут некие злодеи топят несчастных, попавшихся в их злодейские руки. Они даже подошли к краю бездны и… испугались даже взглянуть вниз. Просто побежали прочь. А берег очень высокий, и чтобы выйти на дорожку вверху, надо тащиться к лестнице, расположенной довольно далеко от места, где я и нырял. Скользя и едва не падая, ругаясь как рудокоп, я, торжествуя, одолел высоту. Девчонок и след простыл. Я быстро вас обогнал сбоку и…
— Как же ты разглядел меня издали? Было же темно.
— И что? Я специально вставил особые линзы в глаза, благодаря которым можно видеть ночью как днём.
Тут я сразу вспомнила его чрезмерно блестевшие в темноте глаза. Хотя глаза у него были блестящие сами по себе. От природы.
— Ты сразу же узнал меня? Ты не забыл тот день на пляже…
— Если начистоту, я не сразу сопоставил девочку на пляже и ту, кем ты стала. Ты сильно изменилась.
— А говоришь, узнал… — обида уколола меня в ту самую сердцевину, где я и хранила то воспоминание о нашем первом общении в реке. Лучше бы он и приврал, — Зачем же пристал?
— Шёпот судьбы, инсайд свыше, озарение, что одна из девушек та, кто мне необходима. Было так, будто на тропинку упали световые лучи.
— Зачем же тогда подходил… в реке… и букет… — я упрямо возвращала его к той встрече на пляже.
— Понимаешь, я гулял и заметил с моста одну девчушку, такую милую, одинокую, и понял, что она не умеет плавать. То есть, тебя я увидел. И решил дать несколько уроков, чтобы ты переплывала свою речку быстрее всех. Но ты испугалась чего-то и пренебрегла такой возможностью, как приобрести умение держаться на плаву.
— Как же ты себе представлял такое? Чтобы я на виду у всех с незнакомым парнем возилась в реке? — опешила я, как будто он и теперь предлагал мне такую возможность.
— Мы бы договорились с тобой о таком месте, где никого нет. Я сам однажды нашёл изумительную, простирающуюся вдоль берега на необозримую длину, абсолютно пустынную песчаную косу, что оставалось лишь удивляться, почему там никого нет?
— Так это Дальние пески. По виду они привлекательны, а на самом деле сразу же глубочайший обрыв берега, дна не достанешь и нет мелководья. Там одни мужчины, да бандиты купаются, а девушкам туда ходить опасно, — я сразу вспомнила о похождениях Эли и чем это для неё закончилось.
— Со мной тебе нечего было бы опасаться.
— Если только
