– Ага, видел я борца. Эмма превратилась в тень.

– Да, поэтому мы пригласили её к себе на выходные, пока Людвиг в отъезде. Еле уговорили, у них не принято беспокоить окружающих.

– Зачем тогда нужны родные и друзья? – возмутился Василий.

Теперь Василий не задерживался на работе: наскоро принимал душ, переодевался и ехал домой. Торопился, потому что ждал встречи с Ное. И ночи. Они стали блаженными, безумными, сотканными из страсти, его поздней мужской страсти и её, окутанной бесконечной нежностью.

Первый месяц совместной жизни Василий забыл счёт времени. Ему не хотелось упускать женщину, которую вымолил прошлыми страданиями. Он ласково гладил её по обнажённой спине, целовал пальчики на руках и ногах, зарывался лицом в белые полукружья упругих грудей и стонал от наслаждения. Василий готов был ради неё на все. Почти безумное лицо Ное с губами, закушенными в сладострастии, хриплые стоны, когда она выгибалась под ним дугой, сводили Василия с ума. Сорок пять – баба ягодка опять, говорили про средний женский возраст. Поговорка утешала женщин, которые перед увяданием набирали сока и были красивы последним уходящим очарованием. Василий же в сорок пять расцвёл: был полон сил и мужской гордости.

Друзья приехали в гости к Шахину. Выслушав Шахина, Густав решительным голосом пресёк все сомнения:

– Помочь надо дочери и внукам, а с турком, твоим зятем, мы справимся. Попутно и нам будешь отправлять рис и томатную пасту, составлю тебе список к отъезду. Мы покупаем намного дороже в Германии все продукты, там, на месте, сравнишь цены и будешь договариваться с производителями напрямую. Двух зайцев убьёшь: дочь не обидишь и нам поможешь.

Шахин улетел в Турцию. Стал отправлять тоннами необходимые продукты для Густава и попутно для зятя, который стал чаще улыбаться, но жаловался на плохую торговлю.

В сентябре Шахин по плану прилетел в Турцию за товаром. С утра он объездил цеха, где производили томатную пасту, договорился на другой день съездить на базу, где фасовали рис, и обговорить кое-какие детали. Зять требовал расплачиваться за товар наличными деньгами, потому что продавцы уступали сразу на десять процентов от общей цены. Шахин противился такому виду расчёта, душа не лежала, да и наличку было трудно перевозить, чтобы не возникало проблем на таможне. Он поморщился, вспомнив зятя. Такой мелочный и жадный, не зря торговля идёт у него крохотными шажками. Коран надо бы ему привезти в подарок, пусть почитает. Может быть, кривая душонка выпрямится у него хоть немного.

Шахин успел закупить товар и отправить всё в Германию. Вспомнил, как Айша пожурила его, что он так и не искупался в Чёрном море. В Сочи некогда было, и в Турции нет времени:

– Хоть ноги помочи в море, – засмеялась она.

Идти-то всего полчаса до городского пляжа. Развернулся и направился в сторону темнеющей полоски воды.

Смеркалось. Наступило время намаза. Пляж казался совсем пустым. Но вот Абдували услышал голоса, несколько молодых людей шли ему навстречу и весело смеялись. Поравнялись, ненадолго остановились и слегка оттолкнули, как будто им не хватало места. Шахин не понял, что случилось. Острая боль пронзила его так сильно, что он задохнулся. Стал медленно падать набок. Красный солнечный шар, висевший над горизонтом, начал валиться вместе с ним. Шахин судорожно схватился за горло и медленно осел на влажный песок, потом упал. Волны лизали его башмаки, намочили ноги. Шахин перенёсся в свой дом в Кувасае: цвели яблони в саду, навстречу ему шла Айша с детьми. Улыбнулась и скрылась в темноте.

Утром полиция обнаружила его тело. При нём не нашли никаких документов, удостоверяющих личность. За ним следили с первой сделки, когда он расплатился наличными деньгами. Бандиты знали, что в этот приезд Абдували привёз с собой большую сумму денег, и следили за ним. Убили, вытряхнули деньги из потайных карманов, выбросили документы в море и скрылись.

По мусульманским обычаям тело покойного предают земле до захода солнца. Шахина похоронили чужие люди в чужой земле.

Зять возмущался, что тесть украл деньги и скрывается неизвестно где. Абиль выгнал его и велел сестре больше не приходить к ним домой. Мать лежала в больнице с сердечным приступом и жуткой депрессией. Она была уверена, что с мужем случилось несчастье, он никогда не оставил бы семью в Германии. Через месяц она с Абилем полетела в Турцию, и в полиции им показали фотографию, на которой, раскинув в стороны руки, на песке лежал Шахин.

– Ну что же, – вздохнула она, – Аллах привёл тебя сюда, ты прошёл долгий путь, чтобы вернуться на землю предков. Такова была воля Всевышнего. Здесь наконец-то твоё измученное сердце обрело покой. Мы будем тебя навещать каждый год, спи спокойно: я справлюсь с детьми, потом приду к тебе, моя любовь!

Айша с Абилем пытались жить по-прежнему, прятали слёзы друг от друга и горевали в одиночку. Иногда появлялся зять и требовал, чтобы ему вернули пропавшую сумму. Дочь стояла в стороне и плакала. Он кричал на неё, не стесняясь тещи:

– У матери своей забери деньги. За твоим отцом долг числится. Сегодня же напишу заявление в полицию.

Когда рано утром раздался звонок в дверь, Абиль возмутился:

– Совести нет, опять пришёл за деньгами.

Открыл дверь. На пороге стояли полицейские.

Они показали документы и начали обыск. Айша тряслась от страха и кричала, что муж не крал деньги зятя. Перетряхнули чемоданы, вещи, книги. Изъяли планшеты, телефоны и компьютеры. Абиля увели из дома под конвоем. Он шёл прямо, держа руки перед собой в наручниках, потом остановился на минуту и крикнул матери:

– Мама, я не виноват.

Дверь громко захлопнулась. Всё. Наступила тишина, Айша осталась одна.

– Возьми себя в руки, мой мальчик не виноват. В полиции должны узнать, что деньги зятя украли в Турции бандиты, когда убили мужа. Сегодня в мечети будут читать молитву для покойного Шахина. Гости не должны знать, что Абиля арестовали, – успокаивала она сама себя. С каменным лицом вдова принимала слова утешения от знакомых, беседовала с ними ровным голосом. Детей рядом не было, ни дочери, ни сына.

Айша знала, что должна безропотно принять свалившуюся на неё беду, верить сыну и мужу. С застывшим лицом она прибиралась дома, перекладывала вещи из одного места в другое. За окном уже было темно. Осенний ветер бил в стёкла, зло швырял охапками пожелтевшие листья.

– Наверное, ветер, – подумала она, но звонок раздался ещё раз. Открыла дверь, даже не спросив, кто звонит. В тёмном проёме двери стояла дочь с детьми. Старший внук держал за руку