— Одним словом — животное, — отшутился я, пока не начались осторожные расспросы о моей «службе в БР».

Пожав протянутую руку, я поспешил распрощаться.

По коридору шли телевизионщики — те самые, что снимали Борецкого. Оператор с камерой посторонился, пропуская меня. Молоденькая журналистка была без шубы, в строгом черном костюме. Скользнула по мне взглядом, отвернулась. Донесся мужской голос: «Это же тот, что Ибрагимова уложил». Чтобы они меня не перехватили, я ускорился и юркнул в проход, ведущий на арену. Окрик: «Молодой человек, подождите» — утонул в сотнях голосов, сливающихся в монотонный гул.

Витаутовича я увидел возле судейского столика напротив четвертой клетки — он тыкал в нос судьям телефоном с записью боя и все-таки пытался доказать, что Алексей выиграл. С ним спорили. Возле столика уже нарисовались охранники, и тренер махнул рукой.

К Олегу и Алексею, который все-таки решил остаться, мы с ним подошли одновременно, и это спасло меня от расспросов о том, куда я ходил. Сам же Витаутович ничего у меня спрашивать не стал, глянул на часы и сказал:

— Так, парни, есть еще десять минут, живенько в гальюн — душу облегчить.

Мы с Олегом переглянулись, и он пошутил:

— Так я, вот, только что. Моя душа легка, как перышко.

Олег остался, а мы с Алексеем направились к выходу, где телевизионщики убеждали охранника, что их нужно впустить. Уже знакомая миловидная журналистка, исчерпав запас обаяния, трясла удостоверением перед лицом громилы в черном, а тот твердил одно и то же:

— К сожалению, гражданка, не положено.

Увлеченная спором, она не заметила, как я проскользнул на выход.

— Кто соперник Олега? — спросил я у Алексея.

— Баринов, — ответил он. — Боксер, причем довольно сильный.

— Шансы есть?

— Пятьдесят на пятьдесят.

В туалете была такая очередь, что ее хвост торчал в коридор, а народ все прибывал и прибывал. Мы встали в хвост: я впереди, Алексей за мной. За нами сразу пристроились два парня, до того стоявшие у стенки. Выглядело это так, словно они ждали именно нас. У обоих в руках были смартфоны… которыми они хотели что-то заснять в туалете. Ну извращенцы!

Как выяснилось внутри уборной, кабинок было много, и очередь двигалась быстро. У раковины я заметил сосредоточенно моющего руки могучего карлика Михаила Кима. Снова и снова намыливая их, он поглядывал на меня в зеркало. Хм, странно, эти повторяющиеся бессмысленные движения — обсессивно-компульсивное расстройство на почве нервяка?

Когда я вышел из кабинки и направился к раковине, Ким еще был там. Не смывая рук, обернулся ко мне и проговорил:

— Добрый день, товарищ Нерушимый. А я Миша Ким, ваш соперник во втором раунде.

— А я Саша, — вполне дружелюбно ответил я.

Руки я мыл, стараясь не смотреть в зеркало, что бы не запаниковать, а потому, когда наклонил голову, заметил за спиной, как рыжий парень в белой рубашке, что пристраивался в очередь за нами, начал снимать меня на телефон. Причем старался делать это незаметно. Желание у него было простое: четко заснять все, что сейчас произойдет, чтобы шеф остался доволен. Ага…

— Скажите, Александр, вы уже, наверное, очень радуетесь, что вам попался я? — Он ядовито улыбнулся, выдавил очередную порцию жидкого мыла, вспенил его водой. — Думаете, что победа в кармане?

— Ничего я не думаю, — смутился я, потому что именно так и думал, несмотря на все предостережения Витаутыча.

— Да ладно вам, признайтесь, уверены в победе? — Голос его изменился. — Ну конечно, когда все схвачено, переживать не о чем.

Я опешил, переваривая услышанное. Он обвиняет меня в коррупции? В том, от чего как раз-таки страдает наш клуб? Вскипело негодование. Хотелось разразиться гневной тирадой, что все на самом деле с точностью до наоборот, но… Ким не хотел, чтобы я оправдывался. Он хотел меня спровоцировать и добиться дисквалификации.

Вспомнилась похожая история, правда, из футбола. Во время Кубка Америки чилиец Гонсало Хару ткнул уругвайца Эдинсона Кавани пальцем в задницу, за что получил по морде. Кавани дисквалифицировали. Лишившись одного из сильнейших игроков, сборная Уругвая проиграла.

— Выключите Гонсало Хару, товарищ Ким, — невозмутимо сказал я и принялся мыть руки, то и дело поглядывая как парень, стоявший позади Алексея в очереди, готовится снимать потасовку.

Возможно, в этом мире Гонсало Хару вообще нет в футболе, и этого инцидента тоже не было, но мои слова возымели действие — Ким завис, выпучив глаза. А потом, видимо, собрался повторить подвиг Гонсало, причем как положено — с мылом. Но я, сместившись в сторону, выставил блок и отбил его скользкую от мыла руку.

Тогда он стряхнул капли воды мне в лицо, забыв о манерах и приговаривая:

— Ты что несешь, глупый вьюнош? В той деревне, откуда ты прибыл, на человеческом языке говорят?

Голос у Кима звучал противно, как-то скрипуче, до вибрации в костях. Он продолжал сыпать оскорблениями, причем такими, словно пытался задавить интеллектом. Впрочем, интеллект у него самого был примитивный, заточенный на зубреж классиков и выдачу их мыслей за свои.

Когда ничего не сработало, он перешел на более общие оскорбления:

— Вся ваша мусарня продажная до мозга костей, кровососы на теле пролетариата!

Несмотря на то, что разум все понимал и требовал не реагировать, в юном теле возбурлили гормоны, требующие расправы над уродом — и не расти трава! Я стиснул зубы, сжал кулаки, а в груди снова вспыхнула звездным огнем точка — пока еще малюсенькая, меньше пылинки, но она разгоралась, от нее выстрелили многочисленные тончайшие паутинки неведомой мне силы, дублируя кровеносную систему…

Не в силах совладать с этой бурлящей во всем теле энергией, я попытался переключиться с хающего меня Кима на попытки объяснить происходящее: энергия проявляется, когда мне это нужно? Когда мне грозит опасность? Когда я чувствую несправедливость?

Мысли ускакали в разные стороны, все внимание перескочило на нелепого Мишу Кима, который топорно, но успешно пытался добиться своего — чтобы я его ударил.

Но ситуацию спас Алексей, схватил могучего карлика, развернул и топчущим под зад придал ему ускорение. Удар, куда Алексей вложил всю накопившуюся злость, был такой силы, что Ким, зацепив несколько человек, стоявших в очереди, вылетел в коридор.

Алексей выскочил следом. Донесся глухой удар и вскрик. Невольно я рассмеялся — так забавно выглядел полет, успокоился, и солнце внутри тоже.

Я шагнул к рыжему парню, снимавшему потасовку, и выхватил у него телефон. Это его ошеломило, он даже не стал возражать, особенно когда я сказал:

— Большое спасибо за фиксацию неспортивного поведения Михаила Кима. Судейская