— Что ж… я тебя отпущу, — сказала ей Кора. — Если тебя по-прежнему ничто не будет удерживать здесь — я тебя отпущу. И зла никакого на тебя не буду держать. А вот сожалеть буду, Ки, очень сожалеть. Ты знаешь, когда я была девочкой, я однажды подобрала раненого ястреба. Совсем молоденького, почти птенца. Я лечила его и ухаживала за ним, пока он не поправился. Я стала носить его на запястье, он добывал для меня дичь… Но я-то видела, что такая жизнь была ему не по сердцу. И в один прекрасный день я отпустила его — к великому негодованию моего батюшки. Вот видишь, я умею отпускать, Ки… А ты?

Ки слегка нахмурилась, гадая об истинном смысле вопроса. Ответить она так и не успела: Кора уже раскланивалась со стариком, усаживавшимся в кресло напротив.

Ки поразила его внешность. Гладкие, совершенно белые волосы были по-старинному связаны сзади на шее. Глаза под тонкими белыми бровями напоминали зимнее небо. Другие черты лица были выточены с тем же изяществом: тонкий прямой нос, небольшой рот. Он показался Ки похожим на тщательно сбереженную статую какой-то более ранней разновидности человеческого существа. Существа, для которого разум был несравненно важнее физической силы. Старик был хрупкого телосложения, а ростом — едва по плечо Ки. К тому же и возраст изрядно ссутулил его, согнув и без того узкие плечи вперед, к груди. И, тем не менее, от этого почти заморыша исходила ощутимая властность. Как-то само собой вышло так, что Ки поклонилась ему…

— Позволь, Нильс, представить тебе Ки, мою дочь по замужеству за Свеном, — сказала Кора.

Старец спокойно кивнул.

— Я приехал, Ки, расхлебывать кашу, которую ты тут заварила. Сама-то ты что хоть думаешь по этому поводу?

Он говорил с нею так, словно ей было десять лет от роду. Ки подумала и не стала на него обижаться. Она сказала:

— Никто здесь не радуется тебе больше, чем я. Я вижу в тебе ключ к своей свободе, старец.

Кора нахмурилась: обращение «старец» показалось ей недостаточно почтительным. Сам же старец, однако, только откинул голову и расхохотался. Зубы у него оказались ровные и мелкие, а смех — оглушительный. Все в комнате моментально притихли и повернулись к Нильсу и Ки. Ки почувствовала, как жарко вспыхнули ее уши.

— А я-то боялся, что встречу в ней противницу! — обращаясь к Коре, громко сказал Нильс. — Помнится, ты предупреждала меня о духе столь значительном, что даже тебе оказалось не под силу совладать с ним во время Обряда. Я и вообразил, что встречу горечь, злобу и хитрость. И нате вам, выходит маленькая девочка и велит старому дедуле как следует постараться, наводя в душах порядок: она, мол, только скажет спасибо. Нет, Ки, с тобой любая развалина заново помолодеет…

Притихшая было комната вновь наполнилась гулом голосов. Ки смотрела на Нильса, гадая про себя, что в действительности было у него на уме. Его маленькие голубые глаза блестели, как у хорька. Их взгляд цепко удерживал Ки. Нильс едва заметно кивнул и громко сказал:

— Пусть твоя дочь, Кора, подаст мне руку и проводит за стол!

Ки послушно подошла к нему и встала сбоку. Ей было несколько не по себе. По ее мнению, следовало поискать старца, менее нуждавшегося в чьей-либо помощи, чем этот Нильс. Как бы то ни было, он крепко ухватил ее руку повыше локтя и оперся на нее довольно-таки тяжело, так что Ки даже качнулась в его сторону. Нильс, заметно уступавший ей ростом, двигался маленькими, медленными шажками так, словно это отнимало все его силы.

— А ты ничего, умненькая, — шепнул он Ки, пока та усаживала его за стол. — Посему скрывать от тебя цель моего пребывания здесь не только бессмысленно, но даже и вредно. Кора права: я должен все тебе рассказать. Так вот, сегодня вечером тебе предстоит изрядная трепка. Видишь ли, детка, ты насмерть перепугала всю эту публику. Стало быть, для того чтобы воссоединить их с их драгоценными гарпиями, я должен развеять их страх. Я должен сделать так, чтобы они перестали тебя бояться. Чтобы начали видеть в тебе не мощный противостоящий дух, а этакую маленькую девочку, не ведающую, что творит. Ты, конечно, можешь испортить мне все дело. Ты можешь воспользоваться своей молодостью, силой и твердостью и отлично высмеять их веру. Ткнуть всех нас носом в некоторые гадкие и безобразные стороны этой расы, подарившей нам свою дружбу… Но можешь ты поступить и по-другому: дать мне высмеять ТЕБЯ. Развенчать грозный призрак, превратив его в простую тень под кроватью. Что ты выбираешь?

Ки лихорадочно соображала, между тем как рука ее пододвигала старику стул.

— Не лучше ли будет, — сказала она, — если я предпочту попросту удалиться? Я уже говорила Коре, что не собираюсь участвовать в новом Обряде. Может, мне просто уйти к себе и не показываться?

— В этом случае все те страхи, которые эти люди сами вокруг себя нагромоздили, так с ними и пребудут. И до гробовой доски не перестанут их мучить. Обряд, который я проведу, не сможет ни на что повлиять. Никто из них никогда уже не увидится со своими мертвыми. И Обрядов Отпущения совершать больше не будет. Еще один обычай уйдет из их жизни, и жизнь обеднеет.

Ки держалась рукой за спинку стула, смиряя гордость, готовую взбунтоваться. Она обещала, что постарается загладить свою вину. Значит, придется ради этого потерпеть.

— Воображаю, что ты мне устроишь, старик, — сказала она.

Нильс хихикнул и наградил ее пронзительным взглядом:

— Что ж, не забывай о своей решимости, детка. Она тебе ох как понадобится!..

Ки отступила прочь от стола, не будучи вполне уверена, куда следовало сесть ей самой. Она оглянулась на Кору… Кора ответила ей умоляющим взглядом. О чем молил этот взгляд?..

Появившийся Ларс молча повел Ки в самый низ стола. Подальше от важных персон да и вообще от всех взрослых людей. Ки поняла: Нильс загодя поведал Коре о том, что он собирался предпринять. И та сделала все необходимые приготовления. Сделала с безжалостностью волчицы, чьим щенкам угрожает опасность…

Все прочие уже рассаживались за столом. Подле Ки устроился Курт, старший сын Руфуса. Он покосился в ее сторону, немало сконфуженный ее присутствием рядом, и поспешно отвел глаза. По другую руку от Ки сел Эдвард, потом по одному подошли остальные дети и живо заполнили свободные места. Ки хмуро сидела среди ребятни, физически ощущая, как выделяется среди них, и только поглядывала на верхний