— Подожди, — Амурский опережает нас и преграждает выход так резко, что я почти врезаюсь лбом ему в грудь.

— Что тебе нужно, а? Мы вчера уже все решили! — Стараюсь обойти миллиардера, но тот хватает меня за рукав шубы и останавливает. Верка отстранятся и прячется за мной, притихла, словно вообще ее и нет со мной.

— Слушай, Малинова, не груби, — лицо Германа становится настолько серьезным, что я в момент прикусываю язык. — Эвелина, глупая девица, забронировала сегодня здесь стол с моей карточки, но пойти не смогла по некоторым обстоятельствам. Я приехал отменять заказ и возвращать предоплату, но…

— Опять твои подачки, Герман? Я не хочу ужинать здесь, зная, что за этим столом должен был сидеть ты и эта Эвелина! — почему-то психую, надуваю губы, как маленькая у которой только что отобрали леденец.

— Ревнуешь? — Амурский победно складывает руки под грудью и вскидывает брови.

— Тебя? Очень смешно! — саркастично улыбаюсь в ответ.

В душе рвутся канаты доверия и теплоты. Все доброе, что осталось после этих отношений, летит в темную пропасть. И я покорно помогаю всем этим воспоминаниям сгореть там, на черном дне моей души. Время пробуждать в себе стерву, которой все равно на этого прекрасного подонка, вывернувшего меня наизнанку.

— Пойдем, Вера, поужинаем в другом ресторане, — уверенно произношу я, но продолжаю смотреть в его темно-зеленые сияющие глаза.

— Верочка, а не желаете ли вы разделить этот вечер со мной? Готов поспорить, что нам с вами есть что обсудить. — Герман испепеляет меня, уничтожает. И не отводит глаз.

Молчим. Смотрим друг на друга, как заклятые враги. И Верка молчит. Слышу ее дыхание у себя за спиной. Если эта дурочка согласится, я просто прокляну тот день, когда выбрала ее себе в подружки.

— Знаете, Вера, я хочу сделать вам деловое предложение. Я думаю, после закрытия «Гвоздя» вам некуда пойти работать, а голодать в вашем положении очень опасно. — Миллиардер улыбается еле заметно, уголком губ.

Откуда он вообще знает про положение Веры? И почему заикнулся про закрытие «Гвоздя»? Значит, мои опасения были не напрасны, и он действительно как-то замешан в этом.

— Вик, прости меня. Если он может предложить мне работу, то я должна цепляться за этот шанс. — Голос Веры шепчет мне на ухо и неприятно щекочет висок. Даже волоски шевелятся на голове, то ли от ее дыхания, то ли от смысла этих слов.

Конечно. Вере сейчас нужны деньги. Вере сейчас нужно выгодное предложение Германа, и я не должна ее винить в том, что она пойдет на ужин с ним. И она не виновата, что Амурский с таким победным видом окидывает меня с ног до головы ледовитым взглядом, прежде чем взять мою подругу за талию и провести к ресепшену.

Тем более Вера не виновата в том, что внутри меня закипает злость и ревность.

Пусть Герман спит с кем угодно, только не с Верой. Пусть ужинает в дорогих ресторанах с Валесовой, с Эвелиной, с любой моделью, только не с моей подругой.

Стоять и смотреть, как Вера искренне ему улыбается и тихо смеется с его слов просто невыносимо. Руки сами в кулаки сжимаются, и ногти до боли впиваются под кожу. Этого не должно быть. Я не должна показывать своих чувств.

Собрав всю волю, я выхожу на морозный воздух, ловлю его обветрившимися губами и чувствую, как щиплет каждая трещинка. Отхожу дальше от «Дежавю» и оборачиваюсь. В панорамном окне вижу не то, что мне хотелось бы увидеть: мое собственное отражение смотрит на меня с лютым остервенением и ненавистью, болью и обидой, застывшей в каплях слез. Стараюсь перевести дыхание и вызвать такси через мобильное приложение. Пока смотрю на экран телефона сквозь пелену наворачивающихся слез, поскальзываюсь на льду и лечу вниз.

Телефон выскальзывает из рук и отлетает в свежий снег рядом со мной. Коленки больно гудят после падения, но я не обращаю внимая, упорно запускаю руку в сугроб. Пальцы немеют от холода, но найти пропажу все же удается.

Все было бы куда лучше, если бы я никогда не знала Германа. Сейчас бы мне не пришлось сидеть посреди тротуара в снегу и стараться мокрыми и ледяными руками ввести код на телефоне. Провожу пальцем, но тщетно. Сенсоры никак не реагируют, и от этого мне еще сильнее хочется разреветься. Убираю телефон в карман и поднимаюсь, отряхиваю с шубки пушистые снежинки и иду вперед.

Город полон людей. На катке столько детей и взрослых, как в большом муравейнике. На несколько минут останавливаюсь, облокачиваюсь локтями о бортик. Как же быстро закончилась осень и началась зима. Заморозила все, и меня вместе с природой. Я уснула, как береза, но только не факт, что весной я смогу проснуться.

После этого печального опыта с Германом Амурским в сторону мужчин я смотреть просто не могу, и вряд ли смогу через несколько месяцев, а может и лет. Я не знала, что мне может быть так больно и горько из-за мужчины. Видела бы меня мама, обязательно дала бы хороший совет. Но ее нет. И никому мне подсказать, что делать дальше, некому научить меня жить заново.

8.1

Деловые недоотношения: Герман.

… Был я весь как запущенный сад,

Был на женщин и зелие падкий.

Разонравилось пить и плясать

И терять свою жизнь без оглядки…

С. Есенин.

Я пробудил в Малиновой неоднозначную реакцию, которую никак не мог понять. С одной стороны, Вика и правда ревновала меня. Это видно в ее фразах, в ее движениях, и самое главное — в ее потемневших глазах. А с другой стороны, она так старается делать вид, что все у нее хорошо и без меня, что я невольно в это верю.

Может, было бы лучше оставить певицу в покое и отступить. Проиграть в этой борьбе за чувства. Стараться вырвать все