Шрифт:
Закладка:
– Что с ней? – не удержавшись, спросила Флори.
Тюремщик отмахнулся:
– Сиганула из клетки после приговора. Думала, убьется сама, а в итоге только кости себе переломала, дура. – Он презрительно сплюнул и пошел дальше.
В памяти вспыхнули моменты: клетка под потолком, вопль, падение… Она думала, что обморок стер эти жуткие воспоминания; оказалось, он лишь припрятал их в ее сознании.
Камеры располагались по квадратам, и с каждым уровнем от края к центру коридоры становились все уже – настолько, что заключенные могли дотянуться до идущих. Никто не рвался из своих клеток, в них остались лишь сломленные и обессиленные люди. Флори боялась увидеть Дарта таким же, но когда ее подвели к камере, она застала его дремлющим на матрасе. Для узника он выглядел слишком расслабленным и спокойным, точно в тюрьме обрел дом, куда Флори наведалась без приглашения.
Надзиратель дал им десять минут и ушел, насвистывая какой-то легкомысленный мотив, жутко неуместный здесь, среди грязных клеток в сыром подземелье. Флори слушала затихающий свист и наблюдала, как Дарт вальяжно поднимается, чтобы поприветствовать ее.
– Кого я вижу… – нараспев сказал он, злобно сверкнув глазами. Ее это не смутило. У Дарта были все основания для обид и злости.
– Я пришла помочь.
– Спасибо, уже помогла.
– Прости, я и понятия не имела, что…
Не успела она договорить, как Дарт метнулся к решетке и сквозь зубы процедил:
– Так если ты понятия не имеешь о том, что делаешь, какого демона ты лезешь?
– Что с тобой? – выдохнула она вместо ответа.
– Со мной все отлично, разве не заметно? Смотри, как тут уютно! – горько усмехнулся он, разведя руки в стороны.
«Что они с ним сделали?» – с ужасом подумала Флори, испытывая грызущее чувство вины. В безотчетном порыве бросилась к нему, обхватила прутья и выпалила:
– Мы вытащим тебя отсюда! Если ты знаешь хоть что-то…
Она прервалась, потому что Дарт припал к решетке, и его лицо оказалось так близко, что удалось рассмотреть свежие синяки и запекшуюся кровь в уголке губ. Прикосновение его ладоней, накрывших ее стиснутые кулаки, было ледяным и жестким. Она осознала это слишком поздно, когда грубая сила вдавила пальцы в металлические прутья.
– Мне больно. – Флори отчаянно дернулась, но хватка оказалась слишком крепкой, чтобы бороться с ней. – Отпусти!
Он убрал левую руку, но лишь для того, чтобы ухватить ее за талию и грубо притянуть к себе. Флори впечаталась в решетку, ощутив холод металла. Прутья впились в грудную клетку, дыхание перехватило.
– Раз ты представилась моей невестой, нужно извлечь из этого хоть немного выгоды. – Он криво ухмыльнулся и скользнул рукой вниз по ее бедру, пытаясь нащупать подол платья.
Флори оцепенела от ужаса, не в силах оторваться от его глаз – черных, блестящих, опасных. Как сапоги следящих. Дарт тоже замер, словно пораженный тем, как быстро она сдалась. Эти секунды, казалось, тянулись бесконечно, а потом Флори вырвалась или он сам отпустил ее – она даже не поняла.
– О, моя несговорчивая, упрямая невеста, – с издевкой протянул Дарт, – когда меня вздернут на виселице, ты будешь носить траур?
– Я вытащу тебя отсюда, – тихо сказала Флори. Как бы странно ни звучали ее слова, ничего другого на ум не пришло.
– Не давай ложных обещаний, госпожа… как тебя там… Ботаника?
Этим глупым прозвищем Дарт назвал ее в первую встречу и раскрыл свою личность сейчас. Флори пыталась уловить в его холодном, жестком лице хотя бы что-то доброе. Хотя бы что-то от того человека, кому она верила и которого отчаянно хотела спасти.
– Хватит на меня пялиться. Я не мартышка в клетке! – не выдержав, бросил он. – Проваливай уже.
Флори в последний раз взглянула на него и стремительно зашагала прочь. На первом же повороте ее встретил тюремщик. Вся она была как открытая рана из эмоций, только слепой не заметил бы этого.
– Он сегодня не в духе, – почти сочувствующе сказал надзиратель.
– Наверно, эта работа не для меня, – ответила она, пытаясь доиграть свою роль до конца.
– Я и про свою так думал, а потом привык. Время учит привыкать ко всему.
Он был прав. На обратном пути вой и стоны из камер уже не вызывали у нее такого ужаса, и все же она испытала невероятное облегчение, покинув территорию тюрьмы.
Десмонд ждал рядом с воротами и, сразу почуяв неладное, обеспокоенно спросил, что случилось. Она мотнула головой и прошла мимо, так что ему пришлось догонять. Только оказавшись в ржавой колымаге, Флори дала волю чувствам и заревела уже второй раз в присутствии Деса, не испытывая неловкости за свои слезы. Он пытался задавать какие-то вопросы, но вскоре сдался и оставил ее одну, притворившись, что пошел проверить колеса. Когда он вернулся, Флори уже успокоилась и смогла рассказать, что произошло в тюремных стенах.
– А, хмельной, – хмыкнул Дес, хмурясь, – тот еще кретин! Вечно у Дарта проблемы из-за него. Но даже он никогда бы не причинил никому вреда и… особенно тебе. Потому что в любой, пусть и самой поганой, личности остается часть его настоящего. Эй, Фло, ты меня слышишь?
Пламенная речь и благородный порыв оправдать друга могли убедить кого угодно, только не ее. Она запуталась в собственных заблуждениях и уже не могла отличить, где настоящий Дарт, а где иллюзия.
Глава 9
Озерный дом
Кухня была камерой заточения вот уже второй день подряд. Не успела Офелия отдохнуть от вчерашних пирогов, как ей поручили чистить овощи, усадили к мешкам, от которых несло гнилью, и выдали ржавое ведро для кожуры и шелухи. Сегодня в таверне собирались подавать похлебку, а значит, овощей нужен был целый котел.
Офелия недовольно поморщилась, но спорить не стала. Все равно никуда не деться. Флори и Десмонд с утра ушли по делам, и до их возвращения за ней приглядывали кухарка Лу и посудомойка Тая. Лу была взрослой широкоплечей женщиной, похожей на дровосека, от одного ее вида с кухонным ножом бросало в дрожь. Такое впечатление она производила на всех работников кухни, а посудомойка Тая – хрупкая темноволосая девушка – была готова спрятаться под стол или нырнуть в кастрюлю с объедками, лишь бы не попасться Лу на глаза.
За работой Офелия успокаивала себя фантазиями о том, как завтра Дарта освободят и все они вернутся в Голодный дом. То и дело она взмахивала руками, словно гнала прочь дурные мысли, нарушавшие счастливую картину будущего.
Кто-то открыл окно и напустил
