Я пожимаю плечами, и мы снова умолкаем. Какая-то мысль слабо брезжит в сознании.

– Если только… – бормочу я, пока план в моей голове обретает очертания.

– Если только что?

Я ухмыляюсь от уха до уха:

– Не знаешь, где в Нью-Йорке можно найти всякие инструменты? Мне надо кое-что прикупить.

– Зачем?

Решительно встаю из-за стола.

– Джеймисон… если не можешь победить безобразие, возглавь его!

Он с мученическим видом хватается за голову:

– О господи! Началось.

Я в ответ весело подмигиваю.

– Что бы ты там ни придумал, это плохая идея, – ворчит брат.

Хлопаю его по спине:

– Поехали. Мы это сделаем!

– Я не участвую.

Я коварно улыбаюсь:

– Еще как участвуешь!

Клэр

Еду по шоссе, и на лице играет улыбка. У меня выдалась замечательная неделя с феерическими обедами-свиданиями, и дети тоже были паиньками.

Правда, может быть, дело не столько в детях, сколько в отсутствии стресса и в том, что неурядицы доставали меня меньше обычного.

Просто удивительно, что способна сотворить с душой достаточная порция смеха и оргазмов! Мои мысли плавно перетекают к Тристану. Он как никто умеет меня рассмешить. Мне никогда раньше не встречались такие мужчины. Внешне он суров, красив и профессионален, а внутри него прячется игривый и заботливый мужчина.

Весь насквозь безумно притягательный.

Вспоминаю, как мы встречались на этой неделе, как он заказывал на обед мою любимую еду и напитки. Как купил мне шапочку для душа, чтобы волосы не намокали. Как задергивал шторы в номере перед моим приходом, чтобы я чувствовала себя комфортно. Он не знает, что я обращаю на это внимание, но я же все замечаю.

И как бы я могла не заметить?

Он всегда заботится о том, чтобы мне было хорошо. У его личности есть нежная, любящая сторона, которую я обожаю.

Звоню Гарри, переведя телефон на громкую связь.

– Привет, мам, – откликается он.

– Привет, золотко. Как день прошел?

– М-м-м, норм, – отвечает сын. – Можно я завтра пойду в гости к Жюстин?

Недовольно кривлюсь. Вот не было печали! Жюстин – его приятельница, чьи родители каждую неделю уезжают на выходные и оставляют ее дома со старшими сестрами. Только проблема в том, что сестер Жюстин по большей части дома не бывает.

– В честь чего вечеринка?

– У нее день рождения. Четырнадцать исполняется.

– Ее родители будут дома?

Сын мнется: собирается врать.

– Э-э… да.

Закатываю глаза. Значит, нет.

– Посмотрим на твое поведение.

– Ну, мам, ну, можно, ну, пожалуйста? – канючит он. – Если я буду хорошо себя вести, можно мне на вечеринку?

Снова закатываю глаза:

– Я не стану выторговывать у тебя хорошее поведение, Гарри. Ты в любом случае должен хорошо себя вести. Тебе тринадцать лет, а не три годика.

– Ну, так можно?

– Я хочу, чтобы ты убирал вместо меня веранду. Складывал всю обувь в ящик и поддерживал порядок.

– Ну, ма-ам, – ноет сын. – Это ведь даже не моя обувь. Не стану я убирать за всеми! Это несправедливо!

Начинаю внутренне закипать:

– Пока, Гарри!

– Так можно мне на вечеринку?

Господи, с этим ребенком было бы проще всего сторговаться по принципу «ты мне, я тебе». Но я-то прекрасно знаю, что на этой вечеринке не обойдется без спиртного, а если Гарри начнет выпивать и пойдет по кривой дорожке сейчас, в этом нежном возрасте, то у меня не будет абсолютно никакого шанса снова его приструнить. Слишком уж сильная личность.

– Гаррисон, ты хочешь, чтобы к тебе относились как к взрослому, а сам ведешь себя как младенец.

– Ма-а-ам, – стонет он, а потом меняет тактику: – Я все равно пойду!

– Убирай веранду, делай все, что должен, и мы это обсудим! – рявкаю я в ответ, теряя терпение. – Где Патрик?

– Понятия не имею. Пока, – и Гарри вешает трубку.

Качаю головой. Маленький грубиян. Умеет же взбесить!

Звоню Патрику. Мне пришлось подарить младшему телефон, чтобы он мог связаться со мной в любой момент и чтобы я сама могла ему звонить.

– Привет, мама! – радостно восклицает Патрик.

– Привет, приятель, – улыбаюсь я. – Я еду домой.

– О… хорошо.

– Ты сейчас где?

– Мы с Нэнси в парке.

Нэнси, наша няня, по утрам отвозит мальчишек в школу, а потом остается у нас до половины шестого вечера. Она работает в ночную смену, поэтому ей необходимо уезжать точно вовремя. Обычно я возвращаюсь домой через четверть часа после ее отъезда, так что у нас все работает как часы.

– Ладно, милый, до скорого.

– Пока, мама. Я тебя люблю.

– И я тебя люблю. Пока.

Нажимаю кнопку отбоя и улыбаюсь. Мой милый, послушный ребенок. Хоть один из троих должен был таким получиться.

Хотя… с тех пор как у Флетчера началась стажировка, он сильно изменился, и, пожалуй, в этом есть большая заслуга Тристана – хотя я даже себе в этом не признаюсь. Его суровый, но справедливый подход повлиял на Флетча в лучшую сторону. Но, конечно, может быть, сын просто взрослеет. Флетчер – хороший мальчик, и единственное его прегрешение заключается в том, что он слишком уж рьяно меня защищает. Если Гарри случается меня огорчить, а это бывает частенько, Флетчер взвивается до небес, и мне приходится буквально разнимать их.

Вот Гарри – дело другое. Он шкодничает всегда и везде, невзирая на лица и обстоятельства. Учителя постоянно звонят мне и жалуются на его поведение, а в прошлом году Гарри едва не исключили из школы. Я его и на психотерапию водила, и к психологам-бихевиористам – что только не перепробовала.

Диеты, программы физических нагрузок, уменьшение воздействия синего света от экранов… и все впустую. Мне больно это признавать, но Гарри нужен отец. В большей степени, чем двум другим. А я настолько выбилась из сил, что не представляю, что с ним делать.

В данный момент моя единственная ежедневная цель – дожить до вечера без войны всех со всеми. Если за весь день мне никто не позвонил из школы и между мной и Гарри не было ни одной стычки, я, ложась в постель, записываю этот день в число очень хороших.

Я спускаю ему с рук гораздо больше, чем следовало бы, просто чтобы Патрику и Флетчеру не приходилось терпеть его выходки и мои вопли.

Несправедливо, что им приходится с этим жить, поэтому я хожу вокруг Гарри на цыпочках ради сохранения мира.

Это неправильно, но в данный момент я больше ничего сделать не могу.

– Привет, – говорит в прихожей Флетчер, открывая дверь. – Мам, – окликает он меня, – Тристан пришел.

– Кто? – слышу возглас Патрика. Младшенький со всех ног бежит с другого конца дома к двери. – Тристан! – вопит он в экстазе.

– Привет, приятель, – слышу ответный бас Тристана.

Зачем он здесь?

У меня екает сердце, я выхожу в прихожую и вижу, что Патрик висит у Тристана на ноге, как обезьянка, обняв ее руками и ногами.

Флетчер закатывает глаза – вот, мол, позорище, – а я улыбаюсь стоящему передо мной красивому мужчине:

– Привет.

Тристан смотрит мне в глаза:

– Здравствуй, Клэр.

Кажется, сам воздух между нами начинает гудеть.

Оно появляется снова, как и каждый раз, когда мы вместе, – то чувство, которое вызывает во мне желание окутать, опутать его объятиями и зацеловать. Платонические отношения, которые мы вынуждены изображать, кажутся неестественными.

Тристан Майлз создан для прикосновений.

На нем джинсы, футболка и темно-синяя бейсболка. Обожаю, когда он так одевается: весь такой небрежный и эротичный.

– Я приехал смотреть кино с Патриком, – заявляет он.

Что?

Патрик в изумлении таращит глаза:

– Правда? – Он переводит взгляд на меня: – Мам, он приехал ко мне!

Я улыбаюсь, видя бьющий через край восторг младшего сына.

– Спасибо. Это очень мило с твоей стороны.

Патрик тут же хватает Тристана за руку и тащит в гостиную.

– Что ты хочешь смотреть? Ой, мама! – сын поворачивается ко мне, и по личику видно, что в его детской голове проносится по миллиону мыслей в минуту. – А попкорн у нас есть? А ты можешь нам принести?

Его глаза раскрываются еще шире, если такое вообще возможно, когда ему на ум приходит новая идея:

– Ой, Тристан, а ты пиццу хочешь? Я знаю, ты ее больше всего любишь! Мама, а можно нам, пожалуйста, пиццу?

Тристан ерошит Патрику волосы:

– Я буду то же, что и ты.

Они вместе падают на диван, и Патрик жмется поближе к Тристану – только что на колени не забирается.

Зачем он приехал? Сегодня